Однако книга, заново прочитываемая каждой эпохой, говорила и о той, в которую родилась, пыталась поддержать дух народа и прозреть день освобождения. В страстной мольбе Даниэль просит Господа открыть ему истинный смысл пророчества Иеремии о разрушении Иерусалима и семидесятилетнем сроке наказания. Явившийся Даниэлю небесный муж Гавриэль (Гавриил) сообщает, что пророк имел в виду не годы, а «седмины» — семилетия, т. е. 490 лет. В последнюю «седмину» наступит самая горькая пора: город и святыня будут осквернены, прекратятся жертвоприношения в святилище и воцарится «мерзость запустения» (
В Книге Даниэля особенно наглядно выражен мистический историзм, присущий древнееврейской культуре, с огромной силой воплощено ощущение того, что за внешними фактами истории стоит великий Божий замысел, свершение которого невозможно без усилий человека. Эта библейская книга до сих пор остается одним из самых загадочных феноменов человеческого духа, о котором по-прежнему спорят ученые, над которым размышляют экзегеты, мыслители, верующие и просто читатели[425]
.Время Маккавейских войн, а затем римского владычества и Иудейской войны — II в. до н. э. — II в. н. э. — целиком проходит под знаком эсхатологии, ощущения «последних времен». Это вызывает к жизни большое количество апокрифических апокалипсисов.
Подавляющее большинство апокрифических еврейских текстов составляет апокалиптика, и это не случайно. По-гречески «апокриф» означает нечто сокровенное, сокрытое, спрятанное в тайнике. И это название имеет двоякий смысл: эти книги были отвергнуты мудрецами-хахамим, завершавшими составление канона, и стали своего рода «тайной» литературой; кроме того, они претендовали на раскрытие никому не ведомых тайн, толкование древних пророчеств (т. е. являлись апокалиптикой по определению). Основывались же апокалиптики не столько на материале, который вошел в Священное Писание, сколько на аггаде — народных сказаниях, легендах, поверьях. Поэтому они очень неравноценны и неоднородны в идейном и художественном отношении. «В них, — отмечает А. Мень, — безнадежно сплетены фольклор и астральная мифология с прозрениями почти библейского уровня. Эти книги можно сравнить с подражанием эпигона великому мастеру, когда даже в грубых формах сохраняются благородные контуры первообраза»[426]
.Безусловно, отнюдь не художественные, научные или философские качества были причиной невключения этих книг в канон. Во-первых, мудрецам казалось сомнительным их авторство (и оно действительно было мнимым). Во-вторых, был момент, весьма важный, в котором апокрифическая апокалиптика — в отличие от Книги Даниэля — расходилась с традицией Танаха. Это было связано с пониманием свободы воли и предопределенности (Промысла Божьего), а также с учением о Премудрости Божией.