Библия и мировая культура

Формой назидания, свойственной именно древней иудейской традиции, являются так называемые макаризмы — заповеди блаженства: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. // Блаженны плачущие, ибо они утешатся. // Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» и т. д. (Матф 5:2–5 и далее). Подобные обещания блаженства типичны и для Ветхого Завета: например, в Книге Псалмов, или Псалтири: «Блажен, кто совета с лукавыми не устроял…» (Пс 1:1; перевод С. Аверинцева; ср. Синодальный перевод: «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых…»); «Блажен, кому помощник Бог Иаковлев…» (Пс 146/145:5) и т. п.; или в Книге Притчей Соломоновых: «Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум!» (Прит 3:13) и др. В равной степени типичны для стиля как Танаха, так и Евангелий противостоящие макаризмам инвективы, начинающиеся словом «горе» и выражением «горе вам»: «Горе тем, которые постановляют несправедливые законы…» (Ис 10:1); «Горе венку гордости пьяных Ефремлян…» (Ис 28:1); «Горе Ариилу, Ариилу, городу, в котором жил Давид!» (Ис 29:1); «Горе непокорным сынам…» (Ис 30:1) «Горе тебе, опустошитель…» (Ис 33:1); «Горе нам! день уже склоняется…» (Иер 6:4); «Горе желающим дня Господня!» (Ам 5:18); «Горе беспечным на Сионе…» (Ам 6:1) и т. п.; «…горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение. // Горе вам, пресыщенные! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете» (Лук 6:24–25) и т. п.

Как отмечает С.С. Аверинцев, особое значение для возникновения жанра Евангелия имела также такая форма иудейской моралистической литературы, как ма‘асе — рассказ о деянии праведника, о том или ином благочестивом поступке законоучителя, об эпизоде из жизни мудреца, с которым связано то или иное крылатое выражение, то или иное мудрое изречение. Такого рода ма‘асе можно обнаружить в самых древних слоях текста Танаха: например, эпизод Акедат Йицхак («Связывание Исаака»), или «Жертвоприношение Авраама» (Быт 22), демонстрирующий поведение праведника в исключительной ситуации и поясняющий возникновение выражений «Господь усмотрит» и «На горе Господней усмотрится». Особые ма‘асе связаны с действиями пророков, исцеляющих больных или совершающих иные чудеса: например, в жизнеописании пророка Элийагу (Илии) или пророка Элиши (Елисея). Особенно много подобных рассказов о героях веры, о поступках мудрецов передавалось изустно в конце эпохи Второго Храма и в первые века новой эры. «Каждый отдельный евангельский эпизод, взятый в изоляции от целого, может быть квалифицирован как своего рода ма‘асе; из таких ячеек, образованных по типу древней еврейской дидактики, построено евангельское повествование»[509].

Однако каждый из евангелистов стремится не просто сохранить и передать отдельные деяния и притчи Иисуса, но выстроить целостное повествование, так или иначе преломив увиденное самим или услышанное от других через призму собственной индивидуальности. Тем не менее здесь не идет речи об авторстве в современном смысле слова, что подчеркивается формулой «от» («от Матфея», «от Марка» и т. п.). Эта формула словно напоминает, что речь идет не о привычном для европейского читателя авторстве западного, греко-римского типа, но о характерной для Востока идее духовного авторитета: не Евангелие, принадлежащее Матфею (потому что оно и в прямом смысле не может ему принадлежать, он только вестник, благовествователь), но Евангелие, скрепленное авторитетом Матфея, именем Матфея. Как замечает С. С. Аверинцев, «остро личностный характер раннехристианской психологии постоянно тяготеет к своей диалектической противоположности — к анонимности, к отказу от самоутверждения (в частности, авторского)»[510]. Сохранившееся древнее свидетельство христианского автора Папия Гиерапольского (1-я половина II в. н. э.) позволяет представить, как могли возникать Евангелия, в частности — Евангелие от Матфея: «Матфей составлял на еврейском языке [иврите] запись речений, а перелагали их на греческий язык, кто как сумеет».