Библия и мировая культура

Тем не менее между учением Йешуа ѓа-Ноцри и иудаизмом гораздо больше общего, чем различий. Великий проповедник из Назарета вовсе не думал о создании новой религии. Это дело свершил его последователь Шауль из Тарса, сменивший имя на латинское Paulus (Павел) и ставший «апостолом для язычников» и одним из основателей Христианской Церкви. Именно Павел провел реформы, благодаря которым первоначальное иудеохристианство, существовавшее в рамках иудаизма (любой язычник, уверовавший в Йешуа ѓа-Ноцри как Мессию, должен был сначала принять Закон Моисеев), превратилось в христианство, все более расширявшее свои ряды. Эти реформы могут быть сведены к трем основным моментам. Во-первых, Павел отменил непонятные для язычников законы кашрута; во-вторых, он отменил пугавшее язычников обрезание; в-третьих — и это главное — на место Торы он поставил обожествленную фигуру Йешуа ѓа-Ноцри — Иисуса Христа как Сына Божьего, бывшего Богом Словом еще до рождения, а затем воплотившегося в человеческом облике. И если иудеи как тогда, так и сейчас полагают, что быть верными и угодными Богу можно только через изучение Торы и исполнение ее заповедей, то Павел провозгласил: отныне путь к Богу лежит через личную любовь и преданность Иисусу.

В талмудической и раввинистической литературе упоминания о Йешуа ѓа-Ноцри немногочисленны. В целом Он рассматривается как сбившийся с пути ученик современных Ему законоучителей. В издании Талмуда, не подвергнутом цензуре, Йешуа ѓа-Ноцри изображается магом, сбивавшим людей с истинного пути; сообщается также, что Он был подвергнут побиению камнями, а затем повешен 14 Нисана (Санѓедрин 107б; Сота 47а; та же дата казни указана в Евангелии от Иоанна — Иоан 19:14). Высказывания о Йешуа ѓа-Ноцри в проповедях и дискуссиях амораев в III–IV вв. уже представляют собой реакцию на христологическую интерпретацию Его образа и чаще всего сформулированы в завуалированной форме в связи с последующими гонениями на Талмуд и цензурными запретами. В эпоху Средневековья (XII в.) возникает повесть под названием «История о повешенном», где рассказывается о перипетиях жизни Йешуа ѓа-Ноцри (с добавлением различных сказочных элементов) и где Он изображается не без сочувствия. Тем не менее гонения на евреев, представление их в церковной проповеди и писаниях Отцов Церкви как «народа-богоубийцы» приводят к тому, что в сознании еврейского народа имя Йешуа ѓа-Ноцри и Его образ надолго становятся символом всех претерпеваемых евреями бедствий.

Именно в еврейской культуре и науке впервые (начиная с XVIII в.) предпринимается попытка восстановления исторического облика Йешуа ѓа-Ноцри. Большую роль в этом сыграли работы Г. Греца, И. Клаузнера («Йешу ѓа-Ноцри», 1922), Д. Флуссера[567]. К образу Йешуа ѓа-Ноцри обращались различные еврейские писатели. На идише ему посвящен первый роман трилогии Ш. Аша «Человек из Назарета» (1943), а на иврите — роман А. Кабака «На узкой тропинке» (1937), повесть И. Мосинзона «Иуда Искариот» (1963), драма Н. Агмона-Быстрицкого «Йеѓошуа ми-Нацрат» («Иисус из Назарета», 1961). В ранних стихотворениях и поэмах У.Ц. Гринберга образ Йешуа ѓа-Ноцри, распятого на кресте, символизирует весь еврейский народ, обреченный на страдания в изгнании (галуте). Йешуа ѓа-Ноцри запечатлели в своих скульптурах М. Антокольский, Дж. Эпстайн. Он предстает на полотнах М. Шагала в традиционном еврейском молитвенном облачении, в том числе и распятый на кресте на фоне еврейского погрома — как горький символ страданий народа, к которому Он принадлежал. В литературе и философии, возникшей после Холокоста (еврейской и нееврейской), Йешуа ѓа-Ноцри часто воспринимается именно так — как символ мученичества еврейского народа (графическая серия З. Толкачева «Христос в Майданеке», гравюры М. Гофмана и др.). С точки зрения Н.А. Бердяева, еврейский народ свершает в истории путь вечно распинаемого Иисуса Христа.