Библия и мировая культура

Притча о Хаме начинается с происшествия с Ноем. После потопа пришлось все начинать на земле заново, и Ной посадил виноградную лозу: «И начал Ной обрабатывать землю, и посадил виноградник» (Быт 9:20). Некоторые еврейские мудрецы, комментаторы Писания, будут позже упрекать Ноя за этот поступок: зачем он посадил виноградник, а не что-нибудь более полезное и безопасное — пшеницу, например? Однако виноградник фигурирует здесь не случайно. С одной стороны, это древнейшее цивилизационное растение, требующее упорного человеческого труда, символ самой цивилизации. С другой стороны, виноградная лоза и ее плоды — гроздья винограда, виноградный сок, вино — выступают как символы истины, Откровения Божьего. Виноградник и его плоды осмысливаются в Библии и как особый дар Божий, и как особое испытание, посланное человеку. Вот почему Ной и не мог посадить первым ничего другого. А потом, как понятно из текста, он получил первый урожай, изготовил молодое вино и попробовал его: «И выпил вина, и опьянел, и открыл наготу свою среди шатра своего» (Быт 9:21). Понять это можно в самом прямом смысле — как то, что Ной, радостный от того, что получил первый долгожданный урожай и первое вино, слишком его напробовался, опьянел и заснул в своем шатре, не подозревая, что одежды на нем разметались и открылась нагота его. Многие комментаторы толковали это как «ошибку праведника», а агадическая традиция склонна была видеть здесь даже злые козни сатаны. Однако в опьянении Ноя можно увидеть и нечто иное, связанное с мистикой винограда и вина: особый экстаз духа, мистическое восхождение души человеческой к Богу. Д.В. Щедровицкий пишет: «Ища объяснения этому эпизоду, мы должны помнить, что Ной — праведник, единственный, удостоившийся с своей семьей спасения от потопа, святой, пророк, которому были открыты будущие события. Поэтому трудно представить себе, что он в буквальном смысле «напился допьяна». Гораздо правдоподобнее… предположить, что он испытал сильный и глубокий молитвенный экстаз при общении с Богом и пребывал в тот момент в состоянии пророчества»[188].

Тора далее сообщает: «И увидел Хам, отец Кенаана, наготу отца своего, и рассказал двум братьям своим во дворе. // И взяли Шем и Йефет одежду, и, положив ее на плечи свои, пошли пятясь, и прикрыли наготу отца своего; а лица их были повернуты назад, и наготы отца своего они не видели. // И проспался Ноах от вина своего, и узнал, что сделал над ним младший сын его. // И сказал: проклят Кенаан: раб рабов будет он у братьев своих» (Быт 9:22–25). Таким образом, поступку Хама посвящено всего несколько строк. При этом непонятно: что же он сделал такого страшного, что проклят его сын Кенаан, а возможно — и весь род Хама? В чем виновен Кенаан? Зачем Бог карает его, ведь Он не может карать невиновных за вину других? При первом чтении древней притчи понятно только одно: Хам наказан за непочтительность по отношению к отцу, и весь эпизод, безусловно, готовит нас к одной из Десяти Заповедей: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле…» (Исх 20:12).

Кажется, в поступке Хама нет никакого особого преступления: он вошел в отцовский шатер и просто увидел наготу отца. Несколько проясняет ситуацию обнаруженное в Угарите «Сказание об Акхите», где в числе обязанностей праведного сына фигурирует необходимость укрывать отца в состоянии опьянения, особо заботиться о нем. Таким образом, Хам нарушает нормы общественной морали, засвидетельствованные еще в древнем угаритском обществе (братья Хама ведут себя как раз в соответствии с ними), а у угаритян и евреев были, вероятно, общие предки — амореи. Угаритская культура оказала большое влияние на Ханаан в целом, и потому, вероятно, особое значение для библейской «памяти» имеет то, что нормы древней морали нарушил именно прародитель — через Кенаана — ханаанеян. Однако уже для первых еврейских комментаторов была непонятна связь между незначительностью проступка Хама и тяжестью наказания, избранного Богом. К тому же, неясным оставался вопрос, что же совершил Кенаан, ведь проклят именно он. Столь же неясным был вопрос о том, что рассказал братьям Хам, выйдя из отцовского шатра, как неясно и то, зачем он заходил туда. Все это и послужило основанием для поисков скрытых в притче смыслов, предпринятых древними мидрашистами.