Как сообщает Агада, «смешение» языков произошло мгновенно: люди даже не успели осознать, что они уже говорят на разных языках, и началась полная мешанина. Никто не понимал друг друга, и строительство башни стало невозможным: «Смешал Господь язык их так, что один не понимал речи другого. Один скажет другому: «принеси воды», а тот несет песку; «подай топор» — подает лопату. Рассвирепеет тот и раскроит ему череп» (
Итак, Вавилонская башня предстает в Библии как всеобъемлющий символ язычества, империи, объединяющей мир через насилие, как символ тоталитаризма, насилия над человеческой личностью, бесчеловечной и безбожной технократической цивилизации, в конечном итоге как символ тупикового пути человечества. «От Саргона, вавилонян, фараонов и ассирийцев, — пишет А. Мень, — от персов, македонцев и римлян вплоть до нашего столетия высятся на дороге истории обломки этих недостроенных имперских башен… Уже не первобытный человек, а питомец цивилизации ищет автономии и идет по пути самообоготворения. Но сущность трагедии остается все той же, что и в Эдеме. Башня-империя есть символ попытки «устроиться без Бога на земле». Вновь и вновь хлопочут строители, вновь и вновь озабочены решением задачи «устроения» общества («чтобы нам не рассеяться по лицу земли»), но вновь и вновь сходит Господь «посмотреть на город и башню», и неизменно плоды демонической гордыни рушатся, как сделанные из песка…»[196]
Вавилонская башня — грандиозный символ, созданный библейским сознанием, — по-прежнему остается грозным напоминанием и предостережением человечеству. Над символикой Вавилонской башни продолжает размышлять мировая культура. В самой Библии с Вавилоном (и прежде всего из-за Вавилонской башни, а также из-за известных исторических обстоятельств) связан символический образ «града земного» воплощения тщетного и суетного бытия, целиком базирующегося на материальной опоре. Ему противостоит «град небесный» — Иерусалим, символ бытия, базирующегося на духовности, символ жизни вечной. Эта символика возникает уже в пророческих книгах, затем получает развитие в апокалиптике, особенно в новозаветном Апокалипсисе (Откровении) Иоанна Богослова. О символике двух «градов» будет писать Августин Блаженный (354–430) в сочинении «О Граде Божием».
В «Божественной Комедии» Данте в восьмом круге ада казнятся исполины и среди них один, произносящий непонятные слова. Речь идет именно о наказанных Богом строителях Вавилонской башни и о Нимроде (Ад, XXXI, 58–81):