Библия ядоносного дерева

– Выборы – это хорошо. И христианство – хорошо. Хорошо и то, и другое. – Мы, члены его семьи, в этом нарочито спокойном голосе и в том, как его лицо покраснело до самых корней волос, уловили опасность. – Вы правы. Мы, в Америке, чтим обе эти традиции. Однако решения по ним мы принимаем в разных местах.

– В Америке вы можете поступать, как пожелаете, – заявил папа Нду. – Я не стану учить вас и говорить, что это неразумно. Но в Киланге мы используем одно и то же место для многих целей.

– Вы ничего не понимаете! – закричал отец. – Вы оперируете детской логикой и демонстрируете полное невежество. – Он шарахнул кулаком по кафедре, от чего пальмовые листья сместились и стали падать на пол.

Отец сердито смел их в сторону и зашагал к папе Нду, но неожиданно остановился. Папа Нду гораздо тяжелее моего отца, у него крупные руки, и в тот момент он вообще выглядел гораздо внушительнее. Отец наставил на него палец, как пистолет, потом осуждающе обвел им присутствовавших.

– Вы не научились управлять даже своей жалкой страной! Ваши дети умирают от сотни разных болезней! У вас нет ночного горшка! И вы претендуете на то, чтобы принимать или не принимать милость Господа нашего Иисуса Христа?!

Если бы кто-нибудь оказался в то мгновение в пределах его досягаемости, отец вполне мог продемонстрировать нехристианское поведение и ударить. Я вспомнила, как мне когда-то хотелось находиться ближе к нему. Если во мне еще осталась способность о чем-то молиться, то я молилась, чтобы этот побагровевший человек, трясущийся от ярости, никогда больше не поднял на меня руку.

Папа Нду выглядел спокойным.

– Папа Прайс, вы верите, что мы мвана – ваши дети, которые ничего не знали, пока вы сюда не прибыли. Я могу назвать вам имя великого вождя, который наставлял моего отца, и тех, кто были до него, но вам пришлось бы долго сидеть и слушать. Их сто двадцать два. Со времен нашего манкулу мы устанавливали свои законы без помощи белых людей. – Он повернулся к собранию, сам приняв вид проповедника. Больше никто не клевал носом. – У нас было принято делиться огнем, пока он не погаснет, айи? Договариваться друг с другом до тех пор, пока все не будут довольны. Молодые слушались старших. А теперь белези говорят нам, что голос молодого беспечного мальчика весит столько же, сколько голос старейшины.

Воздух от зноя был мутным. Папа Нду сделал паузу, снял шляпу, повертел ее в руках, а потом снова надел на свой куполообразный череп.

– Белые люди твердят нам: голосуйте, банту! Они нас уверяют: вам не обязательно соглашаться друг с другом, ce n’est pas nécessaire ^[93]. Если двое говорят «да», а один – «нет», все решено. А бу, даже ребенок понимает, чем это закончится. Чтобы держать котел над огнем, нужно три камня. Убери один – и что получится? Котел перевернется и зальет огонь.

Мы поняли аллегорию папы Нду. Его очки и высокая шляпа не казались уже смешными. Теперь это были аксессуары вождя.

– Но таков закон белого человека, n’est pas ^[94]? – спросил он. – Двух камней достаточно. Il nous faut seulement la majorité^[95].

Это правда, именно так мы считали: большинство правит. Как мы могли с ним спорить? Я посмотрела на свой кулак, в котором все еще был зажат камешек. Я не голосовала, как и мама. Как мы могли, под взглядом отца? Единственной из нас, кому хватило духу, была Руфь-Майя, она прошагала прямо к сосудам и проголосовала за Иисуса так решительно, что ее камешек ударился об крест и отскочил. Но, уверена, все мы сделали свой выбор, так или иначе.

Папа Нду снова повернулся к отцу и произнес почти любезно:

– Иисус – белый человек, он поймет закон большинства, папа Прайс. Венда мботе.

Иисус Христос проиграл со счетом одиннадцать к пятидесяти шести.

Рахиль

Может, я не должна так говорить, но это правда: Лия – причина всех наших проблем. Это началось, когда они с папой развязали Третью мировую войну в пределах нашего дома. Ну и безумная же была сцена! Лия взбесилась и огрызалась отцу в лицо, а потом – Господи!.. Мы спрятались, будто на нас сбросили атомную бомбу. Лия всегда относилась к папе с величайшей почтительностью, но после сумасшедшего дома, устроенного в церкви, когда отца прогнали голосованием, она забыла даже о простой вежливости.