Библия ядоносного дерева

Даниэль – первый атташе посольства, но все французы, независимо от положения в обществе, такие аристократы! Как я уже упоминала, мы знакомы с лучшими людьми благодаря Темплтонам, устраивающим прекрасные вечеринки. «Приходите на бокал вина и браай» – то есть на барбекю, так мы говорим здесь, в Йоханнесбурге. Эти вечеринки имеют очень интерциональный дух: шотландский виски, американские долгоиграющие пластинки и посольские сплетни. После того как премьер-министра застрелили в голову, начались карательные меры против черных, что было абсолютно необходимо, однако вызвало непонимание во многих иностранных посольствах. Французы повели себя особенно высокомерно, пригрозив перевести туда многие свои учреждения из Южной Африки. Мы уже несколько недель слышим о том, что Даниэль будет назначен в Браззавиль. Его французская женушка Робин никогда на это не согласится, для меня это ясно как день. Хорошо известно, что она за малейшую провинность мгновенно вышибает своих служанок, и для нее все, что лежит за пределами цивилизованных границ Йоханнесбурга, – Чернейшая Африка. Они с Даниэлем и так уже на грани развода, даже если сами еще об этом не догадываются. И вот тут я, можно сказать, вижу свой шанс. «Она не понимает, как ей повезло, – шепнула я ему на ухо. – Раскрою вам маленький секрет: я бы на ее месте поехала за вами, не задумываясь». Это было две недели тому назад, у Темплтонов, когда мы танцевали медленный танец на площадке вокруг бассейна под «Большие девочки не плачут» в исполнении группы «Времена года». Вот, даже запомнила песню. В то утро я узнала об очередном грешке Аксельрута, но плакать не стала, я большая девочка – просто связала волосы в «хвостик», отправилась в центр города и купила новенький, цвета «красная сирена», купальник. Обеспечить себе страховку, вот как я это называю. Как пишут в журналах: «Просто улыбайтесь и носите вещи из каталога «Янцен»!» Именно это я и делала на вечеринке у Темплтонов.

– После того, что я пережила в Конго, – ворковала я Даниэлю, – Браззавиль я бы выдержала с улыбкой.

И знаете что? Именно это я собираюсь сделать! Можно уже паковать чемоданы и снимать мерки для диоровских платьев. Судя по тому, что я знаю об этом мужчине, мне ничего не будет стоить обвести его вокруг своего пальчика. И чего только он для меня не сделает, Господи! Такого, на что мужчина способен, лишь когда испытывает определенные чувства. Могу с полной уверенностью сказать, что скоро стану миссис Даниэль-атташе-посольства-Дюпрэ. Ибен Аксельрут останется с носом и единственной служанкой – чтобы собирать его грязные носки. А Даниэль, благослови его Господь, никогда даже не узнает, что произошло.

Лия Прайс Нгемба

Станция Бикоки, 17 января 1965

В утренней дымке сухого сезона здесь бывает холодно. А может, холодно только мне. Наверное, кровь у меня стала жидкой, в этом папа обвинял нас, когда мы жаловались на промозглые зимы в северной Джорджии. Тут, конечно, зимы нет: экватор тянется почти точно через нашу кровать. Анатоль говорит, что я перехожу из Северного полушария в Южное каждый раз, когда иду разжигать огонь в кухонном домике, и я считаю себя «гражданкой мира», хотя в настоящее время покинуть станцию почти невозможно.

Если говорить откровенно, «настоящее время» пробирает меня холодом до мозга костей. Я стараюсь не обращать внимания на даты и времена года, но цветущие пуансеттии буквально вопиют о том, что они, тем не менее, сменяются, и 17 января я проснусь ни свет ни заря с болью в груди. Зачем только я прокукарекала тогда: «У кого хватит духу пойти со мной?» Ведь я так хорошо ее знала, знала, что она, как никто из сестер, не потерпит, чтобы ее назвали трусихой.

У нас в доме безрадостная годовщина. Сегодня утром я убила змею. Просто разрубила ее мачете на три части и забросила их на дерево. Это была большая черная змея, обитавшая у нашей задней двери с окончания дождей. Анатоль вышел и, поцокав языком, произнес, глядя на мое «рукоделие»:

– Эта змея не сделала нам ничего плохого, Беене.

– Прости, но я проснулась утром с мыслью: око за око.

– Что это означает?

– Змея перешла мне дорогу в неподходящий день.

– Она поедала много крыс. Теперь они погрызут твой маниок.

– Черные крысы или белые? Не уверена, что различаю их.

Он долго смотрел на меня, а потом сказал:

– Почему ты считаешь, что твое горе – особое? В Киланге дети умирали каждый день. Они и здесь, сейчас умирают.

– Ах, Анатоль, как я могла забыть? Она ведь была лишь одной из миллиона людей, покинувших мир в тот день, включая премьер-министра Патриса Лумумбу. А в долгосрочной перспективе Руфь-Майя вообще ничего не значит.

Он подошел и коснулся моих волос, ставших довольно жесткими. Когда вспоминаю, что я добропорядочная конголезская жена, заматываю их платком. Анатоль нежно вытер мои слезы подолом своей рубашки.

– Неужели ты думаешь, что я не помню маленькую сестренку? У нее было сердце мангуста. Храброе и разумное. Она была предводительницей детей в Киланге, включая собственных сестер.

– Не надо говорить о ней. Иди, работай. Венда мботе.