Библия ядоносного дерева

Ну а Лия! После этих лет я, конечно, могу работать с африканцами, как и все. Но выйти замуж за одного из них… И родить от него детей… По-моему, это противоестественно. Не представляю, что эти мальчики мне родня.

Разумеется, я не скажу ей этого в лицо. Клянусь, я за все эти годы слова дурного не произнесла по этому поводу. Тем более что это не так уж трудно при том, как редко мы пишем друг другу. Лия присылает лишь рождественские открытки, обычно они приходят сюда к Пасхе. Наверное, заирские почтовые служащие либо слишком ленивы, либо вечно пьяны. А если я и получаю письмо, то испытываю разочарование. В нем: ну, как ты поживаешь, у меня родился еще один ребенок, которого назвали так-то. Могла бы хоть дать им нормальные английские имена. О моем отеле Лия вообще не спрашивает.

Мы продолжаем надеяться на поддержание семейных связей, однако семья наша распалась после трагической смерти Руфи-Майи. По этому поводу можно горевать всю жизнь, и мама особенно сильно хандрит до сих пор. А Лия решила заплатить за это, став «невестой» Африки. Ада теперь, когда она наконец избавилась от своего увечья, могла бы найти себе приличного парня, так нет же, ей нужно запихать свои лучшие годы в пробирку с болезнетровными паразитами.

Что поделаешь, это их решение. То, что случилось с нами в Конго, было просто несчастным случаем: два противоположных мира врезались друг в друга, породив трагедию. После подобного можно только идти собственным путем соответственно тому, что у тебя в сердце. А в моей семье, у всех в сердцах, похоже, совершенно разное.

Я спрашиваю себя, могла ли я тогда что-нибудь сделать? Ответ – нет. Я настроила себя на то, чтобы подняться выше всего этого. Не забывать причесываться и делать вид, будто меня здесь нет. Черт, разве я не вопила день и ночь, что мы в опасности? Да, это правда, что, когда это случилось, я была там старшей, и не сомневаюсь, есть люди, которые заявят, что ответственность на мне. Была лишь минута, когда я, вероятно, могла бы оттащить ее, но все произошло быстро. Она так и не узнала, что с ней случилось. А кроме того, невозможно отвечать за людей, которые тебя игнорируют, даже в твоей собственной семье. В общем, я отказываюсь чувствовать себя ответственной хоть в какой-то степени.

Здесь, в «Экваториале», обычно я завершаю день тем, что лично закрываю бар и сижу в темноте со своим стаканчиком на ночь и последней сигаретой, прислушиваясь к жутковатым звукам помещения, из которого исчезло веселье. Есть такие маленькие мерзкие существа, они забираются в солому на крыше – беличьи обезьяны или как там они называются, – их замечаешь только ночью. Они визжат и смотрят на меня своими глазками-бусинками, пока я не схожу с ума и не начинаю вопить: «Заткнитесь, черт бы вас побрал!» Порой я сбрасываю шлепанцы и швыряю в них, чтобы заставить их замолчать. Лучше, чтобы здесь всегда была толпа бизнесменов и вино лилось рекой. Правда, нет смысла проводить много времени в одиночестве и в темноте.

Лия Прайс Нгемба

Киншаса, сезон дождей, 1981

Анатоль в тюрьме. Возможно, в последний раз. Я выбираюсь из кровати, надеваю туфли и заставляю себя заняться детьми. За окном дождь льет на промокших и без того до нитки, потемневших коз, на велосипеды, на детей, я смотрю на это и думаю: конец света. Как бы мне хотелось, чтобы мы не возвращались из Атланты!

Но мы должны были. Ведь такой человек, как Анатоль, много может сделать для своей страны. Разумеется, не при нынешнем режиме, единственная цель которого – удержать власть. Мобуту опирается на людей, быстрых на расправу и не задающих вопросов. В настоящее время единственная почетная работа на правительство – это работа по его свержению. Так утверждает Анатоль. Он предпочитает находиться здесь, пусть даже в тюрьме, а не повернуться спиной к творящемуся в ней безобразию. Я знаю, каковы представления моего мужа о чести, так же хорошо, как стены своего дома. Я встаю, надеваю туфли и ругаю себя за желание уехать. Теперь я потеряла все: человека, с которым делила его идеалы, и тайное убежище, какое держала про запас на случай, если окончательно лишусь собственного. Я всегда надеялась, что в крайнем случае сумею убежать домой. Теперь – вряд ли. Вытащив этот козырь на свет и хорошенько его рассмотрев, я обнаружила, что он для меня бесполезен, обесценился от времени. Как старая розовая конголезская банкнота.