Библия ядоносного дерева

От этого места меня бросало в дрожь. В первый рабочий день, 17 января, я села в автобус на углу своей улицы, тряслась в полудреме, а потом открыла глаза в другом мире. Городок состоял из нескольких рядов блестящих металлических домов и десятков баров, сиявших огнями на рассвете и окруженных духом свежей блевотины и битого стекла. Автобус с шипением остановился сразу за воротами, чтобы произвести странную смену персонала. Мы, учителя и горничные, вышли из него, а принять автобус должен был усталых растрепанных проституток – знавших две-три простейших фразы по-английски конголезских девушек с обесцвеченными и выкрашенными оранжевой краской волосами и сползавшими с плеч бретельками дорогих американских бюстгальтеров под откровенными блузками. Я представила, как они возвращаются домой, складывают свою униформу и, обернувшись кангами, отправляются на базар. Пока мы стояли, глазея друг на друга, мимо нас с ревом проезжали направлявшиеся в джунгли грузовики, набитые бригадами мужчин, явно (судя по виду проституток) не спавших всю ночь.

В течение года я наблюдала, как эти грубые, но энергичные иностранцы отправляются строить тысячи миль временных дорог для подвоза кабеля, механических станков, листового металла, проезжая мимо деревень, жители которых так и закончат свою жизнь без электричества, механических станков и листового металла. Между тем провинция Шаба изобилует ревущими водопадами, которых более чем достаточно, чтобы обеспечить ее собственным электричеством. Но, получивших электроэнергию из столицы, из рук самого Мобуту, шахтеров будет легко заткнуть при первых признаках народного недовольства. В конце концов, Катанга ведь уже однажды пыталась отделиться. В то время, когда я работала в Маленькой Америке, мы верили, будто именно этим объясняется столь странный проект.

С тех пор как я уволилась, мы узнали больше – достаточно для того, чтобы я прокляла свой, пусть мизерный, вклад в строительство Инги – Шабы. Это был не только необоснованный, но и бесчестный проект. Никто и не собирался его успешно осуществлять. Не имея возможности обслуживать трассу, тянувшуюся сквозь «сердце тьмы» ^[126], инженеры наблюдали, как хвост этого чудовища рассыпается с той же скоростью, с какой возводится его головная часть. В конце концов все оно было обобрано до нитки подобно тому, как муравьи-листорезы догола обгладывают дерево: гайки, болты и то, что могло сойти за кровельные материалы, перекочевало в джунгли. И не предвидеть этого было нельзя. Но, ссудив Конго более миллиарда долларов на постройку линии электропередачи, Экспортно-импортный банк США гарантировал себе постоянный долг с нашей стороны, который мы будем выплачивать кобальтом и алмазами отныне и во веки веков. Или, по крайней мере, до конца правления Мобуту. Есть даже шутка: угадай, что настанет прежде. При многомиллиардном долге иностранному банку все мечты о независимости, если они еще теплились, оказались в долговой тюрьме закованными в кандалы. Теперь черный рынок сделался до такой степени «здоровее» официальной экономики, что я видела людей, заирами затыкавших щели в стенах своих домов. Незаконная продажа минералов за границу стала настолько распространенной, что наши соседи, Французское Конго, на территории которого нет ни одного рудника, превратились в пятого крупнейшего в мире экспортера алмазов.

А все, что не уплывает за границу, оседает в «королевских закромах». Даже если бы моя сестра Рахиль и Уильям Шекспир объединили свою интеллектуальную мощь, чтобы придумать небывало сумасбродного деспота, они не сумели бы переплюнуть Мобуту. Сейчас он строит в родной деревне Гбадолите дворец по образцу того, который имеет в Иране его друг шах. Говорят, там у него в парке, огороженном высокими стенами, расхаживают жирные павлины, они клюют зерно с серебряных тарелок, украшенных чеканным мавританским орнаментом. Бензиновый генератор, с помощью которого дворец освещается, так жутко ревет днем и ночью, что разбежались все обезьяны в окру́ге. Кондиционеры приходится держать включенными постоянно, чтобы жара не повредила позолоту на люстрах.

За стенами дворца деревенские женщины, сидя на корточках у себя во дворах, варят маниок в выброшенных колпаках от автомобильных колес, и если вы спросите у них, что для них означает независимость, они сердито посмотрят на вас и замахнутся палкой – чтобы не приставали. Все города переименованы, а называть друг друга мы теперь должны «гражданами» и «гражданками».

В центре Киншасы, где во многих барах имеются телевизоры, Мобуту в леопардовой шапке появляется на экранах каждый вечер в семь часов – с целью объединения нации. «Сколько в стране отцов?» – вопрошает он снова и снова в этом записанном на пленку представлении. И такая же записанная на пленку аудитория ответствует: «Один!»

«Сколько в стране племен? Сколько партий? – продолжает он. – Сколько хозяев?»

И каждый раз его верноподданническая аудитория вопит: «Моко! Один!»