Библия ядоносного дерева

Пока Нельсон пялится на себя в зеркало, я ловлю себя на том, что разглядываю его: темные загрубевшие локти, кожа – разных оттенков коричневого, как антикварная мебель красного дерева. От привычки жевать сахарный тростник короткие передние зубы испорчены. Когда он улыбается, у него неприятно, по-обезьяньи поблескивают клыки. Тем не менее если Нельсон улыбается, то вы понимаете, что это от души. Нельсон жизнерадостный и чистоплотный. Все его пожитки, когда он пришел к нам, состояли из необъятных коричневых шортов, красной футболки, в которой ходил всю жизнь каждый день, кожаного пояса, красной пластмассовой расчески, учебника французской грамматики и мачете. Нельсон путешествует налегке. Очень коротко стрижет волосы. И на затылке у него – идеально круглый розовый шрам. Анатоль выбрал в помощь нам Нельсона, потому что тот сирота, как и сам Анатоль. Несколько лет назад его семья, включая обоих родителей, многочисленных старших братьев и новорожденную сестренку, утонула, когда лодка, в которой они плыли по реке, перевернулась. Конголезские пиро́ги сделаны из плотной древесины, при первой возможности она идет на дно, как чугунная чушка. Поскольку большинство конголезцев не умеют плавать, разумно было бы предположить, что они не любят путешествовать по воде. Ничуть не бывало. Конголезцы весело плавают вверх-вниз по реке, даже не думая о том, что могут опрокинуться. В тот роковой день Нельсон остался дома случайно, как он говорит: матери так не терпелось показать новорожденную дочь родственникам, живущим выше по реке, что он взревновал и спрятался, и про него напрочь забыли. После этого Нельсон стал придавать большое значение предзнаменованиям и суевериям. И теперь, двенадцати лет от роду лишившись семьи, которая могла бы служить ему поддержкой, почувствовал себя неприкаянным и бросил школу.

Анатоль писал, что Нельсон был его лучшим учеником и мы скоро поймем почему. Мы действительно поняли. В день, когда к нам явился, он знал по-английски только: «здравствуйте», «спасибо» и «пожалуйста», однако уже через несколько недель мог говорить на любую тему, не переворачивая все с ног на голову, как это делала мама Татаба. Я бы назвала Нельсона способным. Но вот что я вам скажу: в Конго способности мало чего стоят, если даже такому, как Нельсон, не разрешают учиться в колледже, как нам, девочкам Прайсам. По словам Андердаунов, бельгийцы не приветствуют свободомыслия среди местного населения.

Если это так, то интересно, как, например, самим Андердаунам удалось сделать из Анатоля учителя? Порой я мысленно вижу, как спрашиваю его об этом. Когда мы с сестрами ложимся отдохнуть после обеда и голова моя ничем не занята, я представляю разные сценки. Мы с Анатолем идем по тропе к реке. Для этого есть какая-то разумная причина: то ли он собирается помочь мне донести что-то оттуда до дому, то ли хочет обсудить некое место из Писания, которое ему не совсем ясно. И вот мы идем и разговариваем. В моей воображаемой сцене папа простил Анатоля и поощряет его дружбу с нашей семьей. Анатоль улыбается, показывая небольшую щербинку между идеальными передними зубами, и я представляю, как, ободренная этой улыбкой, решаюсь спросить о его удивительном лице: как удается сделать эти шрамы столь совершенно прямыми? Это больно? А потом он рассказывает мне о каучуковых плантациях. Как там было? Я читала в какой-то книге, что работникам в конце дня отреза́ли руки, если они не собирали достаточно сока. Надсмотрщик-бельгиец приносил хозяину полные корзины коричневых рук и сваливал их перед ним, как улов рыбы. Неужели цивилизованные белые христиане могли подобное делать?

В моем воображении мы с Анатолем говорим по-английски, хотя в жизни он со своими учениками в основном объясняется на киконго. Его произношение на этом языке отличается от других – даже я это слышу. Анатоль широко растягивает губы и артикулирует очень четко, будто постоянно опасается, что его неправильно поймут. Думаю, Анатоль помогает нашей семье потому, что тоже здесь чужак, как и мы. Он сочувствует нашему затруднительному положению. А папа, похоже, благодарен Анатолю за то, что он по-прежнему переводит его проповеди, даже после того, как они повздорили. Анатоль мог бы стать другом отца, если бы лучше понимал Писание.