Библия ядоносного дерева

Когда Лия вернулась из лесу, мы вскочили, заорали и выбежали на крыльцо, стали прыгать и тянуть ее в дом за полы рубашки. Но тут – ай-ай-ай – в темном проеме двери своей спальни появился отец. Мы видели только его глаза. Мы не хотели получить то же лекарство, поэтому просто посмотрели на нее: «Я тебе сочувствую» и постарались послать сестре добрые пожелания. Когда мы улеглись в кровати, я протянула руку через москитную сетку и взяла ладонь Лии за руку.

Мама не спала в своей комнате.

Он говорит, что птицы ее угробят. Я бы сказала, что скорее змеи. Но я понимаю: если птица собирается съесть души умерших детей, это тревожно. Вот еще один звук, к какому надо прислушиваться по ночам. Еще одно существо, которое нельзя вслух называть его именем после наступления темноты.

Рахиль

В январе, полным сюрпризом, на нас нагрянули из Леопольдвиля Андердауны. Они прибыли на самолете мистера Аксельрута, хотя самое большее, чего мы ожидали, так это сухое картофельное пюре и мясные консервы «Спэм». Андердауны не любят посещать нашу глухомань, так что, поверьте мне, это было событие. Выглядели они так, будто от нервного напряжения страдали головной болью. Мама смутилась, ведь они были нашими начальниками из Союза миссий и застали ее за домашней работой, с красными руками, в старых черных брюках-капри, протертых на коленях. Надо было видеть, как она скребет пол, с растрепанными волосами и темными кругами под глазами из-за постоянной тревоги, что мы подхватим болезнь камикадзе. Притом что мангусты и ящерицы шастали в дом и из дома, когда им заблагорассудится, мне кажется, у мамы было гораздо больше поводов для смущения, чем быть застигнутой врасплох в старой одежде. Хорошо хоть от этой ужасной совы избавились! Слава богу, пусть папа и слишком сурово набросился из-за нее на Лию. Неприятная сцена. После нее мы ходили на цыпочках тише, чем обычно. Но от совы несло гнилым мясом, так что я вынуждена сказать: скатертью дорога.

А вообще, с какой стати мы должны расфуфыриваться перед Андердаунами? Они даже не баптисты, я слышала, папа говорил, что они просто контролируют финансовые дела для Союза миссий, поскольку много народу дало деру. Они епископианцы, и их настоящая фамилия иностранная, что-то вроде Он-трей-дон. Мы говорим просто Андердаун, потому что нам так легче. Честно признаться, эта чета, с их экономной домашней стрижкой, в брюках хаки – самые скучные люди на свете. Что забавно в этих Фрэнке и Джанне Андердаунах, так это то, что они выглядят совершено одинаково, если не считать аксессуаров: у него усы, а у нее маленькие золотые сережки в виде крестиков и очки на цепочке. Мистер и миссис Картофельная Голова ^[46].

Они сидели, потея, за нашим столом, пока мама, бегом отправившись в кухню, выдавливала оранжад и подавала его. Даже с очков у них капал пот. Снаружи собиралась привычная послеполуденная гроза: ветер колошматил пальмовые листья, от дороги поднимались столбы красной пыли, напоминающие призраков, дети разбегались в укрытия, как маленькие банши ^[47]. Мама была слишком взволнована, чтобы сидеть за столом, поэтому стояла за папиным стулом, прислонившись к подоконнику и ожидая, когда он прочитает газету, которую они привезли. Ее передавали из рук в руки всем по очереди, кроме мистера Аксельрута. Вероятно, тот не знал, что с ней делать, кроме как подтирать ею сами понимаете что. Да, Аксельрут тоже находился среди нас, стоял, опершись спиной на дверной косяк, и постоянно плевал, пока у меня тошнота не подступила к горлу. Он смотрел прямо на меня, мысленно раздевая. Я уже говорила, что о многих вещах мои родители не имеют ни малейшего понятия. Я корчила ему рожи, и вскоре Аксельрут ушел.

Пока папа читал последние новости, миссис Андердаун пыталась установить контакт с мамой, жалуясь ей на своего мальчика-слугу в Леопольдвиле.

– Честно, Орлеанна, он готов украсть все, кроме детей. Да и их тоже стащил бы, если бы знал, что сумеет продать. Если я запираю шкафы, он прикладывает руку к сердцу с таким оскорбленным видом, словно я обвинила его в убийстве. И это несмотря на то, что накануне ночью я поймала его с четырьмя носовыми платками Фрэнка и килограммом сахара за пазухой. Он всегда клянется, что понятия не имеет, как это туда попало.

– О мой Бог! – воскликнула мама, хотя было видно, что ей это неинтересно.

Миссис Андердаун озадаченно уставилась на нее.

– Ваш бок?! – Она всегда насмехается над нашим акцентом, искажая слова и выражения в виде шутки. Хотя сама она в определенном роде иностранка, чья бы корова мычала!