На сей раз нас с сестрами освободили от скучнейшей игры в школу с мамой, обычно растягивавшейся на все долгое утро. Однако нам было любопытно, зачем приехали Андердауны, мы не хотели уходить. И это простительно: мы ведь были лишены всякого общения. Я слонялась по комнате, раза два поправила прическу перед зеркалом, навела порядок на письменном столе и стала околачиваться с сестрами на веранде, поближе к двери, чтобы быть в курсе того, что происходит. Мы пялились на стаканы с оранжадом, надеясь, что мама приготовила достаточно для всех, и продолжали прислушиваться, пытаясь понять, что́ заставило Андердаунов явиться сюда. Хотя я знала, что мне это наскучит до чертиков раньше, чем все закончится.
Как и предполагалось, завершив круг передачи газеты, они оставили тему криминальных наклонностей домашнего слуги Андердаунов и перешли к другим скучнейшим предметам: новым простыням, таблеткам от малярии, новым Библиям для школы…
Я проскользнула в комнату и подняла газету, которую папа бросил на пол. А почему бы и нет? Это была американская, нью-йоркская газета, написанная энергичным языком. Я стала читать страницу, на которой они ее развернули: «Советский план продвигается в Конго». В статье утверждалось, что Хрущев в рамках своего плана мирового господства намеревается захватить власть над Бельгийским Конго и лишить невинных дикарей возможности стать свободным обществом. Господи, да по мне, если Хрущеву нужно Конго, пусть берет его. Тем не менее газета была датирована декабрем. Если его план так успешно продвигался, мы должны были бы уже к настоящему времени увидеть шкуры и хвосты русских. В статье рассказывалось о невоспетых героях-бельгийцах, которые, войдя в конголезскую деревню, нередко успевают помешать совершить обряд человеческих жертвоприношений, какой проводят
Уставившись в окно, я думала: какой нормальный человек не захотел бы мгновенно убраться из Конго, будь у него на это хотя бы полшанса? Андердауны и мама закончили обсуждать захватывающий сюжет хининовых пилюль, после чего наступила, как говорится, неловкая тишина.
– Гм-гм, – сказали Андердауны и, положив ногу на ногу, перешли к тому, что, судя по всему, и составляло главную новость: в мае в Конго должны состояться выборы, а в июне будет провозглашена независимость.
Что касается меня, то эта новость была ничем не интереснее занудных разговоров о противомалярийных таблетках и Библиях, но мама и папа восприняли ее как шок. Мамино лицо померкло, словно его отключили от розетки. Она напоминала в тот момент Клэр Блум в «Красавице и чудовище», наконец увидевшую того, за кого ей предстоит выйти замуж. Я ждала, что мама быстро вернется в свое обычное состояние «все будет хорошо», но она оставалась бледной и, казалось, не дышала, прижав руку к горлу, будто глотнула «Мистера Пропера», и это меня испугало. Я стала внимательнее прислушиваться.
– В июне, – произнесла мама.
– Бельгия, разумеется, не примет результаты выборов, – заявил папа.
Разумеется, он уже все знает. Независимо от того, что происходит на Божьей земле, отец ведет себя так, словно это кино, которое он уже видел, а мы просто тупо молчим. Лия, как водится, едва не выпала из гамака, стараясь не упустить ни одного его слова. С тех пор как отец влепил ей затрещину из-за совы, она вдвойне усердно старается снова завоевать его расположение.
– Бельгия, безусловно, примет их, Натан. Это новый официальный план. Король Бодуэн пригласил восемьдесят конголезских лидеров в Брюссель, чтобы выработать стратегию предоставления независимости. – Это сказал мистер Картофельная Голова, дикция которого оставляла желать лучшего. Я уверена, что он иностранец, или был иностранцем.
– Когда? – спросила мама.
– Две недели назад.
– А могу ли я поинтересоваться, что случилось со старым официальным планом? – произнес папа. Он всегда начинал с этого «могу ли я поинтересоваться» вместо того, чтобы просто спросить.
– Леопольдвиль и Стэнливиль были парализованы бунтами и забастовками, если вы не слышали. Старый официальный план не сработал.
– А что насчет угрозы советского влияния? – уточнила мама.