Библия ядоносного дерева

Ему никто не отвечал. Мы, девочки, и звука не проронили, как те пальмы, к которым отец обращался, ведь он говорил с мамой и Андердаунами, а не с нами. Я лишь хорошо понимала, что́ они чувствуют, невольно оказавшись на экзамене у папы.

– Двести разных языков, на которых общаются в этой так называемой стране, придуманной бельгийцами в своих кабинетах! С таким же успехом можно поместить в один загон овец, волков и цыплят и велеть им жить по законам братства. – Отец повернулся к присутствующим и неожиданно превратился в проповедника. – Фрэнк, это не нация, а Вавилонская башня, и в ней не может быть никаких выборов. Если этих людей вообще возможно объединить, то единственно как агнцев Божиих в чистосердечной любви к Христу. Ничто иное не продвинет их вперед. Ни политика, ни стремление к свободе – у них нет для этого ни воли, ни разума. Понимаю, вы стараетесь донести до нас то, что слышали, однако, поверьте мне, Фрэнк, я знаю то, что вижу.

Впервые с тех пор, как было покончено с темой противомалярийных пилюль, заговорила миссис Картофельная Голова:

– Орлеанна, единственное, зачем мы действительно приехали, это сказать вам, чтобы вы начинали планировать свой отъезд. Вы собирались пробыть здесь до пятнадцатого июня, но мы вынуждены отправить вас домой раньше.

Боже, при этих словах мое сердце исполнило чечетку. Домой!

Если было что-то, чего папа терпеть не мог, так это когда ему указывали, что делать.

– Мой контракт заканчивается в июне, – объявил он к сведению всех, кого это касалось. – И мы останемся тут до конца июля, чтобы встретить преподобного и миссис Майнор, когда они прибудут. Я не сомневаюсь, что христианская благотворительная помощь будет поступать из Америки независимо от того, какие проблемы возникнут перед отеческим правлением Бельгии.

– Натан, Майноры… – начал Фрэнк, но папа решительно перебил его и продолжил:

– Скажу без ложной скромности, мне удалось достичь здесь кое-каких результатов, похожих на чудо, и сделал я это в одиночку. Помощь со стороны меня не волнует. Я не могу рисковать утратить достигнутое, сбежав, как трус, прежде чем должным образом свершится переход!

Хотелось бы мне знать, когда этот переход свершится. Через неделю? Через месяц? До июля еще почти полгода!

– Фрэнк, Джанна, – испуганно произнесла мама. – Я со своей стороны… – Голос у нее сорвался. – Ради девочек, я бы хотела…

– Чего бы ты хотела, Орлеанна? – Отец по-прежнему стоял в дверях, и мы видели его лицо. Его выражение напоминало выражение лица злобного мальчишки, намеревавшегося разбить кукол кирпичом. – Что такое ты собиралась сказать?

Миссис Андердаун бросала на мужа тревожные взгляды, словно вопрошая: «Боже, что же будет дальше?»

– Натан, вероятно, никакого перехода не будет, – нервно возразил мистер Андердаун. Папино имя он произнес так, как рявкают на разбушевавшегося пса, желая его приструнить. – Майноры, по нашему совету, отказались от контракта. Полагаю, эта миссия снова заработает нескоро.

Папа стоял, уставившись на деревья так, будто не слышал ни своей бедной испуганной жены, ни всего того, что ему сообщили. Он скорее предпочтет, чтобы мы погибли один за другим, чем послушается кого-нибудь, кроме себя. Пройдут годы, прежде чем сюда пришлют кого-нибудь другого, думала я. Годы! Господи, сделай так, чтобы дерево упало на него и размозжило ему голову! Позволь нам убраться отсюда прямо сейчас!

Миссис Андердаун услужливо поддержала мужа:

– Мы сами готовимся к отъезду.

– Да-да, – подхватил тот. – Пакуем вещи. Много лет мы называли Конго своим домом, как вы знаете, но возникла чрезвычайная ситуация. Натан, похоже, вы не отдаете себе отчета в том, насколько все серьезно. Видимо, посольство эвакуируется из Леопольдвиля.

– Я все прекрасно понимаю, – ответил папа, неожиданно поворачиваясь к нему лицом.

В своих защитных брюках и белой рубашке с закатанными рукавами, он напоминал обычного трудягу, но вот он воздел руку над головой, как делал это в церкви, чтобы произнести благословение.

– Одному Богу ведомо, когда придет утешение. Но Он точно знает. И Его милостью мы будем продолжать свое служение.

Ада

«Как много зависит от красной тачки, от капель дождя на колесах и белых цыплят у сарая». Вот и все стихотворение, оно написано врачом-педиатром Уильямом К. Уильямсом. Белых цыплят у сарая от капель дождя на колесах красной тачки от как много зависит. Красной от! Много зависит! Как!

Мне особенно нравится имя, туда-сюда: Уильям К. Уильямс. Он написал это стихотворение, ожидая смерти ребенка. Я хотела бы стать врачом-поэтом, если случайно доживу до зрелого возраста. Впрочем, я никогда не представляла себя взрослой женщиной, а в нынешней ситуации это вообще напрасная трата воображения. Но если бы я была врачом-поэтом, то все дни напролет проводила бы с людьми, которые не пробегали бы мимо меня, а потом отправлялась домой и писала что хотела об их внутренностях.