Библия ядоносного дерева

Мама развернулась и посмотрела на него в упор:

– А разве это не входило в чьи-то чертовы обязанности – предвидеть?

– А как это возможно? – Он широко развел руки. – В прошлом году, когда де Голль предоставил независимость всем французским колониям, бельгийцы уверяли, будто к нам это не имеет никакого отношения! Никто даже не переправился на пароме в Браззавиль, чтобы присутствовать на церемонии. Бельгийцы продолжали твердить о правлении отеческой рукой.

– Отеческой рукой? Вот как вы это называете! – Она покачала головой. – Использование этих людей в качестве рабов на своих каучуковых плантациях, в рудниках и бог знает где еще! Слышали, что тут происходит, Фрэнк, считаете, мы такие уж простаки? Да даже тут, в деревне, есть люди, рассказывающие такое, от чего волосы дыбом встают. Одному старику отрубили руку в Кокилхатвиле, и он убежал оттуда, истекая кровью!

Папа метнул в нее взгляд.

– Да брось, Натан. Я говорила с их женами. – Мама посмотрела на миссис Картофельная Голова, которая хранила молчание.

– Мы ведь тогда понятия не имели. – Теперь она говорила тихо, будто только сейчас осмыслила все в целом. – Ваш король Бодуэн живет за счет богатств этой земли, вот что он делает, и предоставляет нищим врачам-миссионерам и таким бескорыстным самоотверженным людям, как мой муж, заботиться о простейших нуждах ее народа. И это называется отеческим правлением? Черт подери! И при этом он не ожидал беды?

Она переводила взгляд с мистера Андердауна на папу, как нервничающий ребенок, не знающий точно, от кого из двоих мужчин ждать взбучки.

Мистер Андердаун воззрился на маму так, будто не понимал, откуда вдруг она тут появилась, – вроде того мальчика-слуги, не знавшего, откуда взялся сахар у него за пазухой. Ну и ну! Меня это нервировало. Всех взрослых в комнате, включая мою маму, Гневную леди, и миссис Андердаун, которая постоянно терла затылок и поводила подбородком из стороны в сторону, можно было принять за пациентов психатрической клиники. Но только не папу, хотя он-то действительно спятил.

Преподобный Андердаун выкинул вперед кулак, и мама отпрянула. Однако он вовсе не целился в нее. Просто хотел, чтобы они полюбовались его рукой.

– Вот – отношение Бельгии к своему Конго, – заявил он. – Смотрите! Сильная рука, крепко сжатая. Никто не предвидел такого бунта.

Мама решительно вышла из комнаты через заднюю дверь и направилась в кухню. Никто не проронил ни слова. Через минуту она вернулась, видимо, вспомнив, что здесь не ходит автобус «Грейхаунд» до Атланты.

– Что он хочет сказать? – обратилась она к миссис Андердаун. – Что не будет никакого перехода? Промежуточного периода… не знаю… временного правления для подготовки правительственных чиновников? Просто – бух! – бельгийцы уйдут, и конголезцам придется самим всем управлять?

Никто ей не ответил, и я испугалась, что мама снова начнет ругать бельгийского короля или расплачется. Неловко. Однако она не сделала ни того, ни другого. Мама подергала себя за волосы, а потом попробовала новую, усовершенствованную версию голоса «давайте выясним все начистоту».

– Фрэнк, Джанна, ни один из этих людей не ходил в колледж и не ездил за границу, чтобы изучать искусство управления. Это нам сообщил Анатоль. И вы говорите, что однажды их оставят самих руководить школами, службами и государственными учреждениями? Армией? Как насчет армии, Фрэнк?

Преподобный Андердаун покачал головой:

– Я не могу вам сказать – как, Орлеанна. Говорю лишь то, что знаю.

Домой, домой, домой, домой, – мысленно твердила я. Если проблема настолько серьезна, то нам надо просто возвращаться домой. Мы можем сесть на этот самолет завтра и улететь отсюда прочь, если только папа так решит.

Отец подошел к двери и остановился, глядя на веранду. Я вздрогнула, одновременно и надеясь и страшась, что он прочитает мои мысли. Но он не смотрел на нас. Отец смотрел мимо, демонстративно повернувшись спиной к Андердаунам и маме. Я съежилась в гамаке и сделала вид, будто изучаю лунки у себя на ногтях, папа между тем обращался к обширному пространству, расстилавшемуся перед ним.

– В этой благословенной стране нет ни одного телевизора, – воззвал он к пальмам. – Радиоприемников – может, один на сто тысяч жителей. Никаких телефонов. Газет – кот наплакал, и грамотных людей столько же. Они узнаю́т вечерние новости по бою соседских барабанов.

Это было правдой. Почти каждую ночь мы слышали бой барабанов, которые Нельсон называл «говорящими», из соседней деревни. Но что можно сообщить с помощью барабанов, будь они прокляты? Меньше, чем через громкоговорители, какими пользуются в армии.

– Выборы, – продолжил папа. – Фрэнк, вы меня удивляете. Дрожите от страха из-за детских сказок. Да откройте же глаза. Эти люди не могут даже прочитать простой лозунг: «Голосуйте за меня! Долой черную работу для белого человека! Все на выборы!» Да кто здесь вообще знает, что происходит?