Библия Раджниша. Том 4. Книга 1

Когда я получил сообщение о том, что любое усилие для осуществления непосредственного контакта с Богом является грехом, я заинтересовался, что же делал Моисей. Был непосредственный контакт: посредника не было, никто при этом не присутствовал. Когда Моисей повстречал Бога в горящем кусте, свидетеля не было. Он совершал большой грех согласно этому поляку-папе.

Кто был доверенным лицом Иисуса? Необходимо было какое-то посредничество. Молясь, он также пытался войти в непосредственный контакт с Богом. И он никому не платил, чтобы за него молились, он молился сам. А он не был ни епископом, ни кардиналом, ни папой; Моисей тоже не был ни епископом, ни кардиналом, ни папой.

Согласно этому поляку-папе все они — грешники. И синод собирается подписать этот тезис — я могу сказать об этом заранее, — поскольку во всем мире священство находится в шатком положении.

Истина же состоит в том, что вашим прирожденным правом является право интересоваться существованием, жизнью, спрашивать, о чем это все.

Созерцание — теоретическое явление, вы можете продолжать теоретизировать… Оно тоже уводит прочь ваш здравый смысл. Например, Эммануил Кант был одним из величайших философов, которые когда-либо были даны миру. Всю свою жизнь он оставался в одном городе по той простой причине, что любая перемена мешала его созерцанию — новый дом, новые люди… Все должно было быть в точности по-старому, чтобы он мог совершенно свободно созерцать.

Он никогда не женился. Одна женщина даже сделала ему предложение, но он сказал: «Я должен обдумать это». Возможно, это будет единственным в своем роде ответом; обычно мужчина делает предложение. Должно быть, она долго ждала, а когда поняла, что этот человек не собирается делать предложения, то сделала его сама. А что он сказал? — «Я должен обдумать это». В течение трех лет он размышлял над всеми благоприятными сторонами супружества, над всеми неблагоприятными сторонами супружества; а беда в том, что эти стороны были равны, уравновешены, исключали друг друга.

Поэтому через три года он пошел и постучался в дверь дома этой женщины, чтобы сказать следующее; «Мне трудно прийти к заключению, так как обе стороны одинаково обоснованы, одинаково взвешены, и я не могу ничего поделать, пока я не найду, что одна альтернатива — более логичная, более научная, более философская, чем другая. Поэтому, пожалуйста, простите меня; вы можете выйти замуж за кого-нибудь другого».

Дверь открыл отец — Кант спросил его о дочери. Отец сказал: «Вы пришли слишком поздно; она вышла замуж, у нее теперь есть даже один ребенок. Вы настоящий философ — спустя три года вы пришли, чтобы дать ей ответ!»

Кант сказал: «Во всяком случае ответом не было согласие; но вы можете передать своей дочери, что я не смог прийти к нужному выводу. Я очень старался прийти к нужному выводу, но я должен быть честным: я не могу обманывать себя, рассматривая только благоприятные причины и отбрасывая неблагоприятные причины. Я не могу обманывать себя».

Итак, этот человек каждый день, точно в одно и тоже время, ходил преподавать в университет. Люди, увидев его, обычно проверяли свои настенные и ручные часы: вы могли быть уверены секунда в секунду — он двигался как стрелки часов. Его слуга обычно провозглашал не «Хозяин, ваш завтрак готов», нет, но «Хозяин, сейчас — семь тридцать», «Хозяин, сейчас — двенадцать тридцать». Не было необходимости говорить, что сейчас — время обеда; двенадцать тридцать… надо было сообщать только время.

Все было фиксировано. Он был настолько погружен в свое философствование, что стал зависимым — почти слугой своему собственному слуге, так как тот каждый раз угрожал ему, говоря: «Я собираюсь уйти». А слуга знал, что Кант не мог допустить, чтобы он ушел. В течение нескольких дней случалось так, что, когда он угрожал, Кант говорил: «Да, можешь уходить. Ты слишком ценишь себя. Ты думаешь, я не смогу прожить без тебя, что не смогу найти другого слугу?»

Слуга сказал: «Попробуйте».

Но с другим слугой ничего не выходило, так как слуга не имел представления, что надо объявлять время. Он говорил: «Хозяин, обед готов», и этого было достаточно, чтобы помешать Канту. Его надо было будить рано утром, в пять часов, и слуге были даны указания: «Даже если я буду бить тебя, орать и кричать тебе: ‘Убирайся, я хочу спать!’, ты не должен уходить. Даже если тебе придется побить меня, побей меня, но вытащи из постели».

«Пять часов значит пять часов; если я буду поздно вставать, ты будешь нести ответственность. Ты полностью свободен делать все, что тебе захочется. И я ничего не могу сказать, потому что иногда бывает слишком холодно и я хочу спать… но это преходящее явление — ты не должен обращать на это внимания. Ты должен следить за часами и следовать моим указаниям, и в тот момент, когда я сплю, ты не должен обращать внимание на то, что я говорю. Я могу сказать: ‘Убирайся — я встану’. Ты не должен уходить, ты должен вытащить меня из постели в пять часов».