Библия Раджниша. Том 4. Книга 1

Он сказал: «Это еще хуже! Лучше уж ты станешь инженером или врачом, но бродягой? Это — новая профессия. Надо же додуматься до этого! Ты хочешь стать бродягой! Даже те, кто являются бродягами, чувствуют себя оскорбленными, когда им говорят: ‘Ты — бродяга’. А ты говоришь своему собственному отцу, что всю свою жизнь ты хочешь быть просто бродягой».

Я сказал: «Именно так и будет».

Затем он начал говорить: «Тогда почему ты хочешь поступить в университет?»

Я сказал: «Я хочу быть образованным бродягой, а не бродягой по слабости характера. Я ничего не хочу делать в своей жизни по слабости характера: я не смог бы стать кем-нибудь; вот почему я — бродяга: это — не мой путь. Прежде всего, я хочу доказать миру, что могу стать тем, кем хочу, поэтому я делаю выбор и хочу стать бродягой — в силу своего твердого характера. Кроме того, можно быть респектабельным, даже если ты — бродяга, так как респектабельность ничего не имеет общего с призванием, профессией; респектабельность зависит от того, как ты действуешь в силу своего характера, чистоты, разума».

«Поэтому будьте совершенно уверены, что я поступаю в университет не для того, чтобы затем найти какую-то хорошую работу; я рожден не для того, чтобы делать такие глупые вещи. Существует множество людей, которые делают такие вещи. Но культурный, умудренный опытом, образованный бродяга — вот что так нужно, ведь такого вы не найдете вокруг. Бродяги существуют, но это просто третьесортные люди, они — неудачники. Вначале я хочу добиться полного успеха, а затем отбросить весь этот успех и стать просто бродягой».

Он сказал: «Я не могу понять твою логику, но если ты решил стать бродягой, я знаю, что нет способа изменить тебя».

Те семь лет… он снова и снова напоминал мне: «Это была основная наша ошибка. Было время, когда мы могли бы постараться сделать из тебя что-то ценное. Но твои Нана и Нани, эти двое старичков, полностью тебя испортили».

А после смерти моего Наны моя Нани никогда больше не возвращалась в деревню; она была очень расстроена. Я был близко знаком с тысячами супружеских пар, поскольку я останавливался во многих семьях во время моих странствий по Индии, но я никогда не встречал кого-либо, кого можно было сравнить с этими двумя стариками: они по-настоящему любили друг друга.

Когда мой Нана умер, моя Нани — моя бабушка по материнской линии — хотела умереть вместе с ним. Было очень трудно предохранить ее от этого. Она хотела быть на погребальном костре вместе со своим мужем. Она сказала: «Моя жизнь прошла — какой смысл теперь жить?» Каждый старался, а к этому времени… Это старинная традиция в Индии, которая называется сатти.

Слово «сатти» означает женщину, которая живая восходит на погребальный костер вместе со своим умершим мужем. Слово «сатти» означает «истинность». Cam означает «истина», атак же «бытие»; «сатти» означает «тот, у кого есть истинное бытие, чье бытие есть истина». Она так сильно любила этого человека, что отождествляла себя с его жизнью; другой жизни для нее не существовало. Но после Британского владычества традиция «сатти» была объявлена незаконной.

С точки зрения человека Запада это выглядело почти как самоубийство; и без преувеличения так оно и было. И для девяноста девяти процентов женщин, ставших «сатти», единственным выходом было самоубийство. Но для одного процента женщин я не могу сказать, что это было самоубийством. Для одного процента женщин жить без человека, которого они беззаветно любили и без которого они не мыслили ни секунды своего существования, последующая их жизнь была самоубийством.

Но закон слеп и не может сделать такого тонкого различия. То, что видели англичане, было, действительно, ужасным и должно было быть остановлено. Один процент женщин шли на погребальный костер добровольно. Но это стало событием, вызывающим такое уважение, что любая женщина, которая не желала исполнить это… а это был, действительно, очень мучительный, ужасный способ смерти — восхождение живьем на погребальный костер!

Девяносто девять процентов женщин не желали этого делать, но их семьи чувствовали себя неловко, так как это означало, что женщина никогда самозабвенно не любила своего мужа. Это было бы причиной осуждения всей семьи: честь всей семьи была бы поставлена на карту. Поэтому люди принуждали женщину к этому; и была создана такая атмосфера, при которой невозможно было определить, была ли женщина вынуждена совершить это. Без сомнения, она находилась в ужасном состоянии, в большом шоке.