Библия в истории европейской культуры

Кальвин занимается сравнительным анализом не только текстов различных книг Библии, но и Библии с трудами античных авторов – Демосфена, Цицерона, Платона, Аристотеля и других. Отдавая должное человеческому уму и достоинствам их работ, реформатор указывает на цели, которые передают человеческие и Божественные слова при знакомстве с ними: «Писание трогает само сердце, а эти почтенные книги увлекательны и чтение их услаждает и восхищает ум». Для христианина, принимающего Бога верою, а значит, всем сердцем своим, первое гораздо важнее и значительнее. Ум наш могут радовать многие и разные вещи, а сердце – только Писание. Это, по мнению Кальвина, является одним из доказательств Божественного происхождения Библии, так как Слово Божье обращено всегда к сердцу человеческому, а не к его уму. В противном случае оно было бы доступно только избранным, в зависимости от их человеческой природы, склада ума и качеств характера: «лишь тот, кто научен Святым Духом, с подлинною верою принимает Священное Писание. И хотя оно достоверно само по себе и не нуждается для безоговорочного принятия в доказательствах и аргументах, только через свидетельство святого Духа оно обретает ту несомненность, которую действительно заслуживает». Мало принять Священное Писание, надо полагаться на руководство Духом Святым и полностью доверять ему свое сердце. Только тогда вы можно постичь великие истины через уверенность в истинности Слова. Если ее нет, то авторитет Писания всегда находится под вопросом для христианина, а этого быть не должно. Эта уверенность произрастает из веры, но разум может помогать в ее укреплении. «Еще более вера укрепляется благодаря пониманию того факта, что источником нашего восхищения является величие самого предмета» (т. е. Писания). Как видно из этого утверждения, Кальвин не отрицает помощь разума и его возможность понимать Писание и принимать его авторитет, но рассуждения разума принимаются только как вспомогательное средство для укрепления веры. Быть самостоятельным, независимым источником суждения об истинности Слова он не может, так же, как и являться основой для веры; древность увеличивает степень достоверности Библии. Для объяснения этого доказательства Кальвин ссылается на Моисея. Он не мог знать этого человеческим разумом, его уверенность в своих словах и истинности Закона, достоверность изложенных им фактов, подтвержденных в других книгах Библии, – все это для Кальвина и означает Божественность всего Писания. Он отстаивает принцип единства и целостности Библии в плане ее принятия, понимания и толкования. Если истинен один фрагмент Закона, то верен и весь Закон.

Кальвин как филолог не мог пройти мимо феномена сохранения еврейского языка почти в неизменном виде, что считал верным доказательством Божественности Библии.

Античная литература, патристика, философия, папские «новации», ереси, а также все современные космологические, этические и богословские построения анализировались Кальвином с точки зрения их соответствия духу и букве Писания. Кальвин в молодости иногда высоко отзывался о мудрецах древности, даже цитировал Платона, Аристотеля, Цицерона, Фемистия, но и тогда ставил их работы неизмеримо ниже Священного Писания. Позднее, отвергая все нехристианское, он утверждал: «Все то, что кажется достойным похвалы у язычников, – ничего не стоит», и целиком соглашался с Августином, что все доблести язычников – не более, чем пороки. Позднее, нападая на гуманистов, он обвинил их в том, что все они – ученики Лукиана и Эпикура, «которые всегда высокомерно презирали Евангелие».

Сила и авторитет Слова проявляется и в почитании его во всем мире, различными народами, которые не связаны между собой языковой, культурной общностью, имеют разное мировоззрение. Кальвин использует примеры отдельных людей, не называя их по именам, превосходство которых в духовном отношении выражалось, прежде всего, в твердой уверенности в своей вере, святости их жизни.