— Не взялся бы. Хоть и постоянно интересуюсь тем, что такое сегодняшний флот, но не взялся бы. Его я почти не знаю. Писать о сегодняшнем дне моряков — это дело и долг молодых. Жаль, не появляется из-под их перьев запоминающихся произведений о ратном труде в океане. Не знаю, почему, недоумеваю. Что же касается конфликта… Без него нет драмы, это аксиома, но факты жизни сами по себе ничего не прибавляют в искусстве, и мне нравилось, когда Охлопков не однажды повторял слова Бальзака — «глупо, как факт». Нужно пережитое. Тогда напишется сурово, жестко, волнующе. Но не обойдется и без шипов. Может, это отпугивает тех, кому писать о сегодняшнем флоте, да и об армии? Но горько слышать сетования режиссеров, актеров на то, что мало хороших произведений о военных людях. Кстати, моя документальная проза — я ее писал, пишу с тайной мыслью склонить молодых к работе в этом направлении, дать советы, предостеречь от ошибок. И еще повторю: новые работы нужны. Подрастает молодежь, ее надо воспитывать. В том числе и через театр. Ведь это и трибуна, и проповедь, и дружеская беседа. Помнится, даже в годы войны после боевого похода военные моряки находили возможность для свиданий с настоящим искусством.
— Расскажите о том времени.
— Самые дорогие и тяжелые воспоминания — это, конечно, годы войны. Я начал ее старшим политруком на линкоре «Октябрьская революция», позже стал батальонным комиссаром. Первые месяцы служил редактором корабельной многотиражки «Октябрьский луч». Ленинград в ту пору массированно бомбили, совершали налеты на корабли. «Октябрина» и «Марат», стоявшие рядом, по 12–15 раз в день отражали налеты гитлеровской авиации. Трудно описать происходившее, но мы заряжались друг от друга уверенностью, что все пересилим. Во время налетов я был расписан комиссаром кормы — была такая должность. По тревоге мчался на корму, чтобы там, на виду у зенитчиков и подносчиков снарядов, прохаживаться по палубе. По возможности без нервозности, с улыбкой. Надо знать флот, его дух, присущий только ему. Приходилось поддерживать этот дух. Во всяком случае, я старался…
А осенью сорок первого неожиданно пришел приказ о назначении меня корреспондентом «Красного Флота» — центральной флотской газеты. Три года до конца блокады был постоянным корреспондентом в Ленинграде и Кронштадте по морской пехоте. Всего, что довелось видеть, кажется, не втиснуть ни в какие книги и фильмы. 9 мая 1945 года, в День Победы, встреченный мной в Берлине, особенно остро поверилось: война больше не повторится…
— Александр Петрович, ведь вы и сегодня не стоите в стороне от всего, что волнует советских людей…
— За перемены, которые есть, которые, твердо верю, еще будут, ответственны все мы. Сами собой они не произойдут. Ни в жизни, ни в театре. Сегодня появились, появляются новые произведения, отражающие качественные перемены в обществе, начинается следующий этап: за осмыслением — более энергичное действие. Во встречах с различными людьми, наверное, в силу своей комиссарской бывшей должности, неизменно подчеркиваю необходимость этого действия.
— Ваши пожелания воинам, читателям «Красной звезды».
— Кратко: успехов в службе. И понимания, что именно это определяет защитника Родины. Еще — встреч с интересными, многогранными, настоящими героями книг, спектаклей, художественных кинофильмов, с героями, на которых хочется быть похожим.
Сергей Никоненко:
И стало кино судьбой
Сергей Никоненко, нет, все-таки Сергей Петрович. Хотя с первых минут знакомства забываешь, что перед тобой известнейший киноактер, вдобавок режиссер и сценарист, лауреат премии Ленинского комсомола, заслуженный артист РСФСР. Просто — «свой парень», выросший в одном из арбатских переулков, где живет и сейчас. За внешней «простецкостью» — душевная интеллигентность. Некоторая суровость оборачивается добротой. О себе рассказывает, слегка подтрунивая, а о тех, с кем сталкивала судьба, кто сыграл немалую роль в его жизни, — с, нескрываемым теплом.
Он родился в лихолетье. 1941 год. Сберегла, вырастила мать Нина Михайловна, работавшая тогда на электроламповом заводе стеклодувом, да и в последующие годы «имела дело с горячим стеклом». А отец, как все, воевал. Вскоре после появления сынишки на свет ушел на фронт, был дважды ранен. Заканчивал войну в одной из московских пожарных частей сержантом-водителем. Запомнились Сереже связанные с отцом запахи бензина и терпкой гари, а также неописуемо вкусная баланда, которую тот умудрялся донести домой в котелке.
Годы послевоенные были для взрослых временем работы до позднего вечера, для ребятни — полуголодным («может, потому и ростом ох как не дотягиваю до сегодняшних акселератов») и полубеспризорным («в наших арбатских подворотнях затевались жестокие драки из-за голубей, а в классе верховодили здоровенные второгодники»).