Библиотечка журнала «Советская милиция» 6(24), 1983

Пока нет сомнений только в одном: обе компании под хмельком, кулаками размахивали те и другие. Вконец запутавшись прошу моих собеседников посидеть в комнате приема граждан. Привожу тех, кого принял за нападающую сторону. Тут меня и огорошили.

— Отпустите нас! Оставьте в покое! — кричали они. — Мы никаких заявлений писать не будем! Ничего нам не надо!

Что за чертовщина! Начинаю разговор и совсем перестаю что-либо понимать.

Решаю снова ввести всю компанию вместе. Иду в комнату приема граждан. Вот так номер! Тех, кто числился у меня потерпевшими уже и след простыл.

«Значит, — констатирую про себя, — нападающих я принял за потерпевших, а потерпевших посадил в комнату временно задержанных. Ну и дела!» Тем временем предполагаемые зачинщики драки пишут заявление о том, что заявлять ни о чем не желают, претензий никаких не имеют и просят отпустить их домой.

Плохо соображая, зачем мне может это понадобиться, беру с них объяснения и, расставшись чрезвычайно дружески, иду с ворохом бумаг к Тимофееву. Тому уже сообщили о ситуации, в которую попал горе-следователь. Он смотрит на мое растерянное, огорченное лицо и весело, заразительно хохочет:

— Ну, как работа, а? Раскрыл преступление?

— Николай Ефимович, — обиженно говорю я. — Тут, ей-богу, не до смеха. Во-первых, они могут пожаловаться! И будут правы. А во-вторых, куда мне деть бумаги?

— Ну, во-первых, они не пожалуются по той простой причине, что вина обоюдная, без сомнения. А бумаги возьми себе на память. На старости лет будешь писать мемуары!

И дежурная часть Верх-Исетского ОВД вновь взрывается раскатами дружного смеха.

Не знаю, как насчет мемуаров, но эта нелепая драка стала для меня суровым, предметным уроком на всю жизнь. Уроком внимательности, осмотрительности, учета всех мелочей.

Валентин Крохалев, мой товарищ по службе, так выразил происшедшее: «Лопухнулся? Правильно. Не зевай, Фомка, на то и ярмарка! Хорошо так кончилось, а могло…»

Да, сколько раз я был свидетелем, когда недосмотр, невнимательность приводили к тяжким, трагическим последствиям. Тут ведь как у саперов: ошибешься — не исправишь!

СЛУЧАЙ с Михаилом Коровиным едва не обернулся для меня дисциплинарным взысканием.

Дело было так. Осенний холодный, грязный вечер. Моросит дождь. Погодка, когда «добрый хозяин собаку из дома не выгонит». Мне приказано разобраться с одним гражданином: «кражу заявляет».

Мужчина, в затрепанном, измятом пальтишке, стоптанных ботинках, мнет в руках кепку. Он давно не брит, волосы всклокочены, глаза бегают. «Да куда ни кинь, везде клин. Опять принесла нелегкая пьяницу!» — мысленно ругаю я посетителя и говорю, вежливо указывая рукой на стул:

— Садитесь, пожалуйста!

Мужичок сел.

— Рассказывайте.

— А чо рассказывать-то, чо рассказывать! Я уже все рассказал. Уехал, значит, позавчера в командировку, с женой. А вчера вернулся из командировки, но уже почему-то без жены. Пока был в командировке, мотоцикл немецкий с красной люлькой у меня украли. Вот.

— Откуда украли?

— Из дома. Из дома. Только я почему-то в доме-то не живу этом. Живу теперь, понимаете, совсем в другом доме.

Да, действительно фрукт. Или — ненормальный.

— Посидите, пожалуйста, в кабинете, — прошу заявителя. Высказываю свои соображения Рязанову.

— Я тоже так подумал, — улыбается Вадим. — Надо съездить с ним на место предполагаемого происшествия. Чем черт не шутит. Может, и правда что-то есть.

Едем с Михаилом Ивановичем, так зовут моего нового знакомого, в заречную часть Верх-Исетского завода.

— Здесь, — просит остановить машину Коровин.

Ну и картина! Несколько полуразрушенных, наполовину разобранных, «без окон и без дверей» домишек. Даже забор растащили. Нет крыши, огороды вытоптаны… Жильцы, по-видимому, уже давно живут в новых квартирах со всеми удобствами.

А Коровин… Коровин подбегает к чудом уцелевшей стене и, воздев руки к небу, трагически закатывает глаза:

— Здесь стоял мой немецкий мотоцикл с красной люлькой.

«Сумасшедший, точно! — отмечаю я про себя. — Вот уж правда, не повезет, так не повезет».

На всякий случай составляю протокол осмотра места происшествия. Поддакиваю Михаилу Ивановичу, сочувствую кивком головы, соглашаюсь со всем, что он говорит.

Возвращаемся в отдел.

— Он ненормальный, — сообщаю я Рязанову. — Надо вызвать врача.

Рязанов выражает сомнение, что посетитель может стать пациентом психиатрической больницы, но все-таки звонит. Приезжает «скорая». Быстро осматривают, толкуют с Коровиным и, удовлетворившись его ответом, забирают с собой.

«Слава богу! Кажется, с мотоциклом разобрались», — думал я в тот вечер. Оказалось, рано радовался.

Спустя двое суток у меня в кабинете — звонок:

— Зайди в дежурную часть.

— Что случилось?

— Твой знакомый пришел.

Посреди дежурной части, смиренно держа кепочку в руках, стоял Михаил Иванович. Тот самый, у которого украли мотоцикл.

— Меня уже отпустили, сегодня… — счастливо улыбаясь, сообщил Коровин.

— А здоровье как? — растерянно спрашиваю я.

— Нормально. Я насчет мотоцикла пришел. Вы его еще не нашли?

— Нет еще, — отвечаю, напряженно размышляя, что же теперь делать… Ага придумал!

— Михаил Иванович, вы женаты?

— Да.