Библиотека географа

— К лютеранской, католической, грекоправославной, иудаистской. Мать у меня голландско-ирландского происхождения, а отец — греко-еврейского. Так что мои дедушки и бабушки ходили в разные церкви, но, между прочим, оставили после себя двенадцать внучек и внуков.

— Но это же чудесно! Подумайте, какой богатый выбор открывается перед вами. Кстати, в какой традиции вы воспитывались?

— То, что вы называете традицией, зависело от того, где мы проводили праздники. Но это длинная история… — Я украдкой посмотрел на часы, собирая воедино скудеющие запасы своей смелости. — Длинная и местами даже любопытная. Ее лучше всего рассказывать за обедом. Что вы об этом думаете?

— Ведущий репортер приглашает болящую учительницу музыки на обед?

— Он только об этом и мечтает. Что скажете о ресторане при гостинице «Лонгвуд-инн»?

— У вас слишком изысканные вкусы для репортера из такого маленького городка. А как насчет того, чтобы прокатиться чуть дальше? Я бы не хотела мозолить глаза своим коллегам — не люблю, когда на мой счет сплетничают в учительской. Вы когда-нибудь были в «Трауте»?

— Никогда. Даже не слышал о таком заведении.

— Это потому, что оно находится в Пелтоне, в сорока пяти минутах езды к северу от нашего города. Стоит прямо на берегу реки, почти на самой границе с Массачусетсом. У вас есть машина?

— Есть. Когда отправимся?

— Может, завтра?

Я кивнул.

— Вот и хорошо, — подытожила она. — У меня уже целую вечность не было планов на вечер пятницы. К сожалению, мне нужно сделать завтра в школе кое-какую работу, поэтому, если можете, подхватите меня на заднем дворе Талкотта — на спуске с холма между Линкольн-каммон и Линкольн-стейшен. Оттуда и двинемся. Скажем, около семи?

— Отлично, — одобрил я, когда она открыла передо мной дверь, и протянул ей руку.

Она посмотрела сначала на нее, затем — сочувственно — на меня и сказала:

— Вы славный парень. — Потом положила руки мне на плечи и нежно поцеловала в щеку под глазом. Когда я вышел, она помахала мне на прощание и закрыла дверь.

Обходя дом, чтобы выйти к фасаду, я заметил краем глаза какой-то летящий предмет и повернулся, чтобы рассмотреть его, но в следующее мгновение он просвистел мимо моего лица, задев то место на щеке, которого Ханна коснулась губами, и исчез в зашелестевших кустах. Я отпрянул с испуганным криком, невольно выругавшись на неприлично высокой, даже визгливой ноте. Передняя дверь распахнулась, и на крыльцо вышла тощая пожилая женщина в подбитом ватой домашнем халате, давно потерявшем форму, и старых шлепанцах. На голове у нее красовался тюрбан, свернутый из куска вытертого голубого одеяла. Увидев меня, она от неожиданности чуть не подпрыгнула.

— О Господи! У меня такой непрезентабельный вид… В доме, видите ли, немного сквозит, — сказала она, наклоняясь вперед и прижимая ладонь к губам, словно сообщая мне некий важный секрет. — А отопление стоит дорого… Но почему вы крадетесь вокруг моего дома, молодой человек? Что вы здесь делаете?

— Я был в гостях у Ханны, — произнес я, едва удерживаясь от смеха при виде этого внезапно появившегося пугала.

— Ага! Вы, стало быть, ее поклонник? Мне следовало догадаться. Я, знаете ли, женщина старых правил и не одобряю, как вы, нынешняя молодежь, лазаете друг к другу в постель.

Я не знал, обижаться мне или гордиться выводом, который она сделала, увидев, как я выхожу из-за угла дома.

— Мадам, я репортер и разговаривал с ней о вашем покойном соседе. Все это время мы сидели — разумеется, на разных стульях.

— Готова поспорить, что вам это не слишком понравилось, — сказала она, внимательно посмотрев на меня поверх очков. — Что-то я не припомню никого с вашей внешностью. По-моему, вы не местный.

— Я действительно не местный, — бросил я, направляясь к своей машине.

— Не смейте уходить, пока я с вами разговариваю, молодой человек! Кажется, вы сказали, что приехали сюда, чтобы написать о старике, который жил через улицу?

— Точно так.

— Ну так вот: меня зовут миссис де Соуза, и вы можете сослаться на меня, если хотите.

— Я бы с удовольствием. Но что вы можете о нем рассказать? — спросил я, доставая ручку и открывая свой репортерский блокнот.

— Я живу в этом доме вот уже семьдесят два года. Полагаю, одно это чего-нибудь стоит. — Она завернулась поплотнее в свой стеганый балахон, стянув его вокруг своей тощей фигуры, и поправила тюрбан, который уже начал было разматываться. — Однако чай мы с ним вместе не пили — если это вас интересует. Он не удосужился представиться, когда сюда переехал. — Она пренебрежительно фыркнула. — А когда я пошла к нему, чтобы сделать за это выговор, даже не подумал пригласить меня в дом. Можете себе представить? Лишь слегка приоткрыл дверь и разговаривал со мной сквозь щелочку. Головы и то на улицу не высунул.

— Но вы все-таки с ним познакомились? После?

— После чего? После столь хамского поведения? Вы что, шутите? Да я и спичку в снежную бурю не дала бы этому поганому матросскому сыну.