Отрадно — хоть и нелепо — то, с какой легкостью сексуальные фантазии овладевают нашим неуступчивым миром. Без сомнения, не один я в этом вагоне сосредоточивал все мысли между ног у других пассажиров. Желания, грубые и нежные, невысказанные, но явные, носились в сонном, застывшем воздухе, обуревая каждого утомленного путника, чья жизнь сложилась не так счастливо, как могла бы. Мне почему-то вспомнилась маленькая общественная уборная в Винчестере — писсуар да пара кабинок, — куда захаживали по дороге на рынок кривоногие старики, а ночами — неуловимые, как призраки, фантазеры, оставлявшие свои следы. Туалет находился на узкой улочке, там, где один из углов высокого каменного здания колледжа был обращен в сторону города, — не самое подходящее место для юных стипендиатов, будущих ученых мужей, хотя я несколько раз заходил туда, снедаемый любопытством почти так же, как настоящий ученый. Бачок, постоянно наполнявшийся водой, скользкий пол, отсутствие туалетной бумаги, отверстия, тщательно просверленные в перегородке между кабинками, достаточно большие только для того, чтобы подглядывать. Стены были испещрены бездарными рисунками и страстными мольбами о свиданиях, а также пространными отчетами о половых актах, написанными старательно, заглавными буквами, с множеством ошибок и без разделения на абзацы: «они поимели ее все вместе… 12 дюймов… на автобусной остановке». Попадались там и странные договоренности о встречах, зачастую неопределенные — во избежание разочарования, — но порой содержавшие волнующие намеки на существование таинственного мира, в котором горожане и школьники свободно общаются друг с другом. Помню, я прочел: «Ученик колледжа, блондин, большой член, был здесь в пятницу — жду тебя в следующую пятницу, в 9 вечера». Потом: «Во вторник?». Потом: «В следующую пятницу, 10 ноября…» Я подумал было, что речь вполне могла бы идти обо мне, но тут с трудом разобрал расплывчатую дату, поставленную поверх другой надписи: «1964». С тех пор как некий аноним написал эти слова, миновало целое десятилетие хмурых ноябрьских пятниц, сменилось несколько поколений светловолосых учеников.
В «Корри» жизнь била ключом. Плавание не доставило мне обычного удовольствия. Я надеялся, что застану там Фила, я смертельно тосковал по нему, страстно желал поиметь его и удержать подле себя: мне хотелось стиснуть в объятиях его сильное тело, и на минуту я в возбуждении принял за него другого пловца, отдыхавшего у бортика, с того края, где мелко. На нем были такие же плавки, как у Фила, и когда я, ухмыляясь, вынырнул перед ним из воды, он, испуганно взглянув на меня, поплыл прочь старомодным кролем на боку. Плавание я очень любил, а тут оно вдруг надоело мне, как и вкус хлорированной воды. Я вылез из бассейна и перекинулся парой слов с Найджелом. Он сидел развалясь на трибуне для зрителей, сооруженной в те давние времена, когда в клубе еще устраивали соревнования и праздничные вечера.
— Привет, Уилл… Классно поплавал?
— Так себе. Что-то я сегодня не в духе. Хотя кое в чем другом не подкачаю, сам знаешь. Еще вопросы есть?
— Гм, все-таки ты молодец. Ну, а как тебе книжка? Классная, правда?
— Честно говоря, я немного разочарован. Ты мне давал и получше.
— Гм, но с этим Голди я бы все-таки познакомился. С удовольствием попробовал бы, какова его дубинка на вкус.
Я сочувственно покачал головой:
— Его не существует, мой милый. Это всего-навсего дурацкая книжонка.
— Так я и поверил! — сказал Найджел и отвернулся.
— Могу показать тебе кое-что действительно сексуальное — и к тому же взятое из жизни, — сказал я, решившись вдруг на предательство в попытке заинтересовать Найджела — который совсем не интересовал меня, хотя был красив и свободен. — У меня есть дневники одного парня… — (Это Чарльз-то — парень? — спросил некий глубоко оскорбленный добрый дух) — …с потрясающими записями личного характера. Там написано даже о том, что происходило в клубе — много лет назад… — Я осекся, не зная, стоит ли рассказывать дальше.
Расплатой за вероломство стало то, что Найджел не только не потребовал продолжения увлекательного рассказа, но и демонстративно оставил его без внимания, словно не желая избавлять меня от угрызений совести.
— Ты с этим Филом еще встречаешься? — спросил он.
— Ага. — Я расправил плечи, постаравшись произвести соответствующее впечатление.
— Парень классно выглядит. — Найджел лукаво улыбнулся мне. — Он был здесь недавно. Плескался в воде, нырял и всё такое. Рисовался, в общем. Я еще подумал, что был бы не прочь с ним позабавиться. Да и он чуть ли не раздевал меня глазами.
— Ах ты, потаскушка дешевая! — сказал я и, замахнувшись на него полотенцем, бросился к выходу. Однако меня утешало то, что он всё не так понял: хотя Фил был без ума от собственного тела, он почти всегда вел себя скромно. Свою любовь он дарил только мне.