Я нашел нужный закоулок рядом со служебным лифтом и крутым пролетом лестницы, ведущей наверх, в Филову мансарду. Эта небольшая часть гостиницы, убогая и мрачноватая, явно не была предназначена для публики, и все же я полюбил ее так, как никогда не смог бы полюбить ни одно из остальных помещений этого чудовищного здания. Маленькая комнатенка — и скрытая от взглядов крыша над ней — в общем-то не представляли собой ничего особенного, но, подобно домику влюбленных в мюзикле «Чай для двоих», они прекрасно подходили для нашего романа. Я был уверен, что не застану Фила — что он уже давно беззаботно пьянствует где-нибудь с друзьями, — но мне хотелось войти, открыть окно и немного успокоиться, просто посидев там — без него, зато среди его одежды. Однако, едва я вставил ключ в замок, как из комнаты донесся приглушенный крик — мне показалось, что удивленный.
На кровати, друг против друга, стояли на коленях Фил и Билл. Биллова рука лежала на плече у Фила — ни дать ни взять два школьника, собравшиеся друг другу подрочить. Их стоячие концы, приведенные в готовность, как у оргиастов на греческой вазе, на удивление быстро обмякли под моим ничего не выражавшим взглядом. Куда им до бесхитростного приапизма Габриеля! Однако, несмотря на смущение, у них хватило дерзости, чтобы ничего не пролепетать в свое оправдание — да и вообще не сказать ни слова. А я попросту не знал, что сказать. Помню, я сглотнул слюну, покраснел и, словно еще не веря своим глазам, внимательно оглядел комнату в поисках дополнительных улик. Никаких признаков лихорадочной страсти я не заметил. Брюки Билла были аккуратно сложены, а его огромные трусы висели на спинке стула, расправленные, как салфетки для мебели. Я несколько раз кивнул, а потом медленно вышел и закрыл дверь так, словно боялся разбудить спящего. Еще не дойдя до верхней площадки лестницы, я услышал сдавленный возглас «боже мой!» — и громкий нервный смех.
Ну, а теперь — к Джеймсу. По дороге к нему мои ярость, обида, тревога только усилились, но я инстинктивно взял себя в руки, приняв безразличный вид. Я утер глупые слезы. Слава богу, мы хоть не наговорили друг другу дурацких слов, которые было бы невозможно забыть.
— Милый, виски, — вот первые слова, произнесенные мною за всё это время; при этом я чуть было не добавил: только не вздумай потчевать меня очередным душещипательным эротическим вздором.
Джеймс стоял, ел яичницу и слушал какую-то невообразимо унылую музыку.
— Неудачный день, дорогой? — спросил он тоном заботливой супруги.
— Минувшие двадцать четыре часа и в самом деле выдались на редкость ужасными.
— Ах, милый!
— Еще полчаса назад я считал, что худшее позади, — до тех пор, пока не поднялся в комнату Фила в гостинице… сам не знаю, зачем, это была всего-навсего какая-то сентиментальная блажь, мне, видишь ли, захотелось надеть что-нибудь из его одежды и немного полежать там, просто побыть Филом… Он договорился встретиться и выпить со своими ужасными друзьями. Впрочем, может, они не такие уж и ужасные, я с ними не знаком. Слушай, нельзя ли выключить эту музыку? Она действует мне на нервы.
— Это соната Шостаковича для альта.
— Вот именно… Так-то лучше. А виски? — Он налил изрядную порцию «Беллза». — Ты просто прелесть… спасибо. В общем, я открыл дверь, от которой, как тебе известно, у меня есть ключ, и застал там Фила с Биллом Хокинзом, тем стариком из «Корри». Они ласкали друг друга, причем совершенно голые, ну и так далее.
— Какой кошмар!
— По-моему, всё это и вправду просто ужасно. — Я плюхнулся на диван и жадно выпил несколько глотков. — Ведь одна мысль о том, что Фил спит с другим, для меня совершенно невыносима. Но если бы речь шла только о каком-то мимолетном увлечении — к примеру, о каким-нибудь сексапильном постояльце гостиницы, — это еще можно было бы понять. А спать с Биллом, моим приятелем, который к тому же, если не ошибаюсь, втрое старше него…
— Не может быть!
— Ну, почти втрое. — Я уставился на Джеймса — вернее, куда-то сквозь него, — осознав, как туго соображаю. — А знаешь, мне следовало бы догадаться. Я же и раньше видел, как Билл околачивается возле «Куинзбери». И, конечно, знал, что он влюблен в Фила, влюблен дольше, чем я. Более того, именно Биллов интерес к нему и задел меня за живое, заставил понять, насколько он привлекателен. А на прошлой неделе, когда я повел Фила в «Шафт», мне стало ясно, что происходит нечто странное. Мы вроде как шумели и бесились у входа в Британский Музей, и тут до меня дошло, что с другой стороны улицы за нами наблюдает какой-то тип. Вряд ли Фил его заметил, но я уверен, что это был Билл.
— Просто жуть, n’est-ce pas? — сказал Джеймс, отойдя и выглянув в окно. Он был моим единственным другом, но я знал, что если всё наконец-то — наконец-то: сколько времени прошло? два месяца? — пойдет наперекосяк, к его смутному сожалению будет примешиваться злорадство. — Но это же не значит, что всё кончено, да? — спросил он.
Я ненадолго уставился в свой стакан.