Библиотека плавательного бассейна

Конечно, юношеский бокс не производит такого ужасного впечатления. Бои скоротечны, судьи по-отечески заботливы. После каждого более или менее сильного удара рефери открывает счет, а при малейших признаках оглушения или кровотечения бой незамедлительно прекращается. К тому же поединки проводятся в идеальной греческой манере, скорее ради забавы, чем в духе насилия. В тот вечер лаймхаусские болельщики значительно превосходили числом гостей из Сент-Олбанса — а в столь небольшом зале отдельные одобрительные возгласы были, наверно, слышны не хуже, чем голоса людей, десятки лет назад певших в том же здании гимны или читавших молитвы. Но когда поединки заканчивались, и рефери, пытавшийся обхватить огромные перчатки мальчишек своими короткими пальцами, резко поднимал руку победителя вверх при объявлении результата, в зале воцарялась трогательная атмосфера дружелюбия, мальчики обнимались, неуклюже поглаживали друг друга забинтованными кулаками, обменивались слабым рукопожатием с тренерами и секундантами.

В первом бою — между двумя четырнадцатилетними подростками — юный представитель Лаймхауса начал неплохо, но ничего не клеилось: парень из Сент-Олбанса то и дело отступал к канатам и вместо того чтобы оказывать сопротивление, входил с противником в клинч. Во втором перерыве я не спеша обошел трибуны сзади и вернулся с той стороны, где прямо под рингом стоял судейский столик. С чьими-то родителями, сидевшими на трибуне, беседовал худой человек лет шестидесяти, с низким лбом и остроконечными седыми бакенбардами, изгибавшимися на щеках наподобие римского шлема. Когда он повернулся ко мне спиной, я увидел на его спортивной фуфайке надпись «Лаймхаусский клуб мальчиков». Как раз в тот момент, когда прозвучал гонг, я спросил:

— Простите, не скажете, где можно найти мистера Шиллибира?

Он посмотрел на меня с холодным безразличием — не из неприязни, а просто туго соображая.

— Билла? Ах да, наверно, он в раздевалке. Поищите вон там, за синей дверью. Ну, Шон, пора, задай ему жару, — без лишних слов перейдя к действительно важному разговору, и по его неистовой целеустремленности стало ясно, что обо мне он уже позабыл.

Впрочем, результат боя казался предрешенным, и когда начались спорадические стычки последнего раунда, я незаметно удалился и направился к синей двери. Это была защитная противопожарная дверь, в которой имелось застекленное окошко с проволочной сеткой. Еще не открыв ее, я увидел в окошко, что по коридору ко мне приближаются двое: мальчишка в трусах, майке, перчатках и кедах — и массивная коренастая фигура Билла Шиллибира, то есть Билла, который когда-то по-дружески отнесся ко мне в «Корри» и о чьей трепетной любви к Филу я знал уже несколько месяцев.

— Привет, Уилл, — как обычно, поздоровался он.

— Здорово, Билл…

— Его светлость предупредил о твоем приезде. Кстати, это Аластер. — Он положил руку мальчику на макушку.

— Привет, — сказал я, кивнув. Аластер прищурился и, запыхтев, как паровоз, принялся пританцовывать и мутузить воображаемого противника. Я рассмеялся, довольный тем, что со мной не поехал Фил.

— Сегодня у нас важное событие, — сказал Билл, — финальные бои за Кубок Нантвича. Мы возлагаем большие надежды на этого молодого человека.

Взглянув на Аластера, я нисколько не удивился. Этот широкоплечий парень был явно постарше маленьких, тощих участников первого боя и в отличие от них безотчетно пылал харизматическим энтузиазмом. Впрочем, вряд ли Билл связывал свои надежды исключительно с боксом. У его протеже было привлекательное лицо с квадратным подбородком и нежно-розовыми, как у меня, щеками, а вместо стрижки ёжиком, как у его товарищей по команде — ультрамодная прическа: короткие гладкие волосы по бокам и буйные золотистые кудри сверху. Он смахивал на заключенного, рожденного фантазией Жене[100]. Над эротично припухлой верхней губой уже виднелся облизанный светлый пушок. Внезапно я почувствовал безумное влечение к мальчишке — меня вновь охватило помешательство, владевшее мною на кладбище и позабывшееся было среди мам и пап.

— Пойдем посмотрим, как он дерется, — сказал Билл — и под звон гонга, возвестившего об окончании первого боя, мы вернулись в зал.

Я понятия не имел, то ли Билл хладнокровно иронизирует, то ли думает, будто я знаю, что его фамилия Шиллибир и что он имеет некоторое отношение к феодальному строю Нантвича. Пока же его занимали только мысли о боксе, и он то убегал, чтобы перекинуться парой слов с отцом Аластера (кусавшим губы от волнения во втором ряду), то доказывал свою причастность к происходящему, мимоходом отпуская привычные замечания: «Ну что, цел, Шон? Молодчина, давно бы так!»; «Следи за его левой, Саймон», — и держась при этом несколько принужденно или аффектированно, причиной чему служило напряжение в зале (ведь Билл был человеком тихим и сдержанным), а может, и мое присутствие.