Библиотека плавательного бассейна

Наши места находились в первом ряду, возле угла лаймхаусской команды, и вид ринга на уровне помоста, беспорядочное движение ног по настилу, канатное ограждение, угрожающе кренившееся в нашу сторону, когда на канаты наваливался один из мальчишек, — всё это придавало зрелищу пугающую реалистичность. Когда объявили фамилию Аластера, его возраст и вес, Билл, явно измученный переживаниями за своего подопечного, тяжело опустился на соседнее место.

— Чертовски способный малый, чертовски способный, — сказал он мне.

И тут прозвучал гонг.

В противники ему достался чернокожий парень, весивший больше него, но менее подвижный. Аластер, который был взвинчен до такой степени, что принялся агрессивно приплясывать еще до того, как боксеры соприкоснулись белыми ударными частями перчаток, проворно перемещался по рингу, поначалу в основном присматриваясь к противнику, но изредка бросаясь вперед и аритмично нанося короткие прямые удары по корпусу. Как и многие боксеры, коих мне доводилось видеть — к примеру, Морис из нашего клуба, — Аластер не отличался богатырским сложением. На лопатках и загривке, не прикрытых ярко-синей майкой, почти не было видно мускулов, да и длинным, сильным рукам все же недоставало той неуловимой мышечной массы, которую без особых усилий наращивают многие простые работяги. Легко сблизившись с противником, он быстро нанес ему несколько ударов — левой, правой, левой, — и тот, едва не споткнувшись, повалился спиной на канаты. Когда возникший между парнями рефери жестами глухонемых, принятыми на ринге, изображал счет до восьми, раздались голоса в поддержку Аластера — громкий, отрывистый крик отца и невнятный гомон юных болельщиков и членов команды. Трое модно одетых подростков, выкрикивавших слова одобрения, ухмылялись и жевали резинку. Эти застенчивые ребята старались вести себя как подобает мужчинам и ничем не выдавать своего волнения. Соперники порезвились еще немного, и раунд закончился.

В тот же миг Билл, движимый исключительно беспокойством и долгом, вскочил на ноги. Человек с похожими на шлем бакенбардами намеревался протереть ринг шваброй и подбодрить боксера, но Билл, схватив табуретку и юркнув между канатами, неуклюже заключил своего подопечного в крепкие ритуальные объятия и усадил его в угол. Подняв голову, я смотрел на них и слышал почти все Билловы замечания, смесь любви и неожиданного недовольства.

— Ты ему многое прощаешь, многое прощаешь, сказал он. — И не забывай о своих кулаках.

За этим полезным советом последовало краткое безапелляционное заявление, сопровождавшееся кивками.

— Превосходно, — сказал Билл. — Великолепно. Потрясающе.

Всё это время раскрасневшийся Аластер сидел, запрокинув голову, а Билл вытирал ему лицо губкой, бесцеремонно обходясь с нежными правильными чертами и ласково проводя мокрой рукой по плечам мальчишки и по коротким золотым волосам на его затылке. Аластер лишь молча кивал в ответ, уставившись на Билла как завороженный и глубоко дыша носом. Когда прозвучал гонг, Бил снова сунул парню в рот капу, надув и растянув розовые губы в свирепую ухмылку. Потом рефери попятился к канатам, и бой возобновился.

В начале второго раунда ничего интересного не произошло. Я решил, что парень из Сент-Олбанса не лишен привлекательности, даже несмотря на глуповатое выражение лица и настороженный взгляд — к тому же ему удалось застать Аластера врасплох и нанести пару хороших ударов по корпусу, а в боях такого уровня подобные удары — редкое явление. Потом Аластер провел быстрый жестокий удар, и мы услышали не только приглушенный шлепок перчаткой по лицу чернокожего, но и еще менее громкий звук, странный, неприятный — тот, с которым смещаются слабые детские кости и хрящи. Когда мальчишка падал навзничь, Аластер, коего никто не успел остановить, расправился с ним вторым точным ударом. Рассекая рукой воздух между ними, рефери удержал Аластера, жестом отправил его в угол, а потом догнал и схватил за левую перчатку. На ее белой поверхности виднелось размазавшееся от второго удара яркое пятнышко крови.

Билл, вздохнув с облегчением, повернулся ко мне.

— Парень победил, — сказал он. — Теперь им придется остановить бой. Да, он победил.

Возгласы в зале немного поутихли, в чем, несомненно, выразилось сочувствие по отношению к боксеру, потерпевшему поражение, а Аластер, и сам выглядевший несколько оглушенным, даже обескураженным собственной победой, бегал трусцой по рингу и за неимением противника наносил удары по воздуху, делая вид, что ему всё нипочем, что он рвется в бой. После короткой дискуссии между рефери и серьезными, придирчивыми членами судейской коллегии (ведь всё это было смыслом их жизни) объявили о единогласно принятом решении. Тут Аластер успокоился, с невинной нежностью обнял и погладил своего противника и провел оживленный раунд благодарностей и рукопожатий. Меня глубоко тронуло столь благопристойное поведение.