Душевая была переполнена, и мне пришлось ждать у входа вместе с несколькими членами клуба, стремившимися побыстрее ополоснуться и вернуться на службу. Недовольно подняв брови, они скептически поглядывали на наиболее непреклонных, медлительных бездельников. Карлос, обладатель большого мужского достоинства, нежным голосом окликнул меня: «Эй, Уилл!» — и поманил к себе, поэтому я прошел без очереди и встал рядом с ним под душ, под его струи воды.
— Очень людно, — признал он, — но я люблю смотреть на ребят.
В одной фразе отразился весь дух «Корри». Карлос принялся со знанием дела, неторопливыми круговыми движениями намыливать мне спину, постепенно опускаясь всё ниже, и у меня началась эрекция.
Напротив стоял Эндрюз, тренер по гимнастике, и, как истинный аскет, мыл голову простым хозяйственным мылом. Казалось, этот слегка кривоногий старик с жилистым телом, натренированным еще до войны, массивной седой головой и тонкими губами то и дело тщательно моется, пытаясь вернуть себе некую утраченную пуританскую чистоту. А уходя вытираться, он посмотрел на нас с Карлосом с суровым укором, достойным полкового старшины. Его место занял смуглый юный индонезиец с крепкими желтыми зубами, огромными ручищами и необычайно растяжимой елдой: поначалу небольшого размера, она удлинилась от нескольких случайных прикосновений намыленной ладонью и встала тяжкой ношей, когда юноша ухмыльнулся — разумеется, в ответ на искреннюю похвалу Карлоса.
Ох уж это различие между мужчинами! В душевой — где лишь облекалось в плоть и кровь и подтверждалось общее представление, полученное в других местах, — меня подчас поражало и вдохновляло разнообразие мужских органов. В массе мужчин, принимающих душ, хуи с яйцами производили впечатление почти независимого биологического вида, представленного во всем своем поучительном многообразии. Вот длинный, вялый пенис, а вот маленькая крепкая шишка или нетронутый розанчик жопы вчерашнего школьника. Гигант индейца Карлоса покачивался рядом с ладной фигурой юного китайца, чья крошечная бурая пипка почти целиком скрылась в мокрых лобковых волосах, словно экзотический гриб в блюде из морских водорослей. По другую сторону от меня некий коммерсант выставлял напоказ удручающе длинную крайнюю плоть — такую, которая то сжимается, очень плотно облегая залупу, то вытягивается почти на дюйм, как у ребенка, мешая мочиться. Чуть дальше виднелся радикально обрезанный хуй одного из штангистов, принявший свое обычное двусмысленное положение — не совсем «вольно» и не совсем «смирно». Я многозначительно, с нежностью посмотрел на парня, а тот озирался по сторонам, не замечая меня, по-прежнему пребывая в безоблачном цифровом мире тяжелой атлетики. Сгорая от нетерпения, я поспешно простился с Карлосом и увел мокрого хихикающего парня в туалет, где мы по-быстрому, с необыкновенным рвением ублажили друг друга вручную.
Какой беспросветно иной представляется, наверно, жизнь Чарльзу, подумал я, садясь на поезд до станции «Сент-Полз». В чем находит наслаждение человек, утративший способность любить? Каково ему видеть, как дерзкий, похотливый мир занимается своим делом, как молодые люди ставят друг другу пистон за пистоном? Проходит ли когда-нибудь эта неодолимая, здоровая, нездоровая жажда секса? Или она мучит человека всю жизнь?
Дверь на Скиннерз-лейн открыл новый слуга. Он почти ничем не отличался от Льюиса: бывший заключенный, умеющий втираться в доверие, с красивыми, правильными чертами лица, которым придавал выразительность бледный шрам во всю левую щеку, почти до самого глаза. Меня взволновало это странное стечение обстоятельств: надо же, именно сегодня!
— Мистер Беквит? — спросил он самодовольным тоном человека, точно знающего, что происходит. — Его светлость вас ждет.
Чарльз сидел в библиотеке с газетой «Таймс». Он не встал, но, казалось, чрезвычайно обрадовался моему приходу. Я подошел, и он одной рукой обнял меня за талию, как отец, пытающийся приласкать и удержать подле себя усталого или непослушного ребенка.
— Сможете придумать что-нибудь подходящее? — спросил он.
Оставалось отгадать всего одно слово. Утром я довольно быстро заполнил весь этот кроссворд и потому решил сделать вид, будто на пару секунд задумался, и лишь потом дать ответ.
— «Жилище для женщин, любящих шалости», — прочел я. — Ну, я бы написал «ГАРЕМ», но…
В клетки трех вопросов по горизонтали, ответы на которые давали первую, третью и последнюю буквы нужного слова, были уверенно вписаны слова «АРБУЗ», «АЗАЛИЯ» и «ПРЕСОВАТЬ» (sic).
— Первая «Р», третья «З», пятая «П», — задумчиво сказал Чарльз. — Проклятье, ничего в голову не приходит. Похоже, я сам загнал себя в угол.
— Не исключено, что среди этих ответов могут оказаться неправильные, — деликатно предположил я. — К примеру, «Он умеет трещать и лизать», — это наверняка «ОГОНЬ».
Чарльз обрадовался, увидев, что я попался на эту удочку.