Библиотека потерянных вещей

Марисоль постучала пальцем по подбородку, радостная улыбка озарила ее круглое лицо.

– Ажиотаж… Кажется, это что-то вычурное, вроде кружевных гофрированных воротничков и слишком длинных свадебных шлейфов. Хм-м, не слово, а дива какая-то. Я думаю, оно должно означать огромную до одури шумиху. Что? – спохватилась она.

Видимо, я побледнела:

– Ты… определение. Оно верное. – Впервые за все время.

* * *

Дрожь в конечностях прекратилась, только когда я поставила машину на ручник в полуквартале от нашего комплекса. Но внутри все еще трепетало, в основном из-за пятого акта. Взяв сумку, я, как и обещала, пока шла, позвонила Марисоль. Она сразу ответила:

– Ну, рассказывай.

– Даже не знаю, с чего начать.

– Просто начни.

Подходя к дому, я обошла группу соседских детей, они бросали мяч в кольцо.

– Когда ты ушла, миссис Ховард отпустила всех, кто не занят в пятом акте, и народу осталось немного.

– И что?

У входа в дом 316 по Хувер-авеню я остановилась как вкопанная.

– Что за шутки!

Сначала я почувствовала запах. Пахло взрезанной, раскопанной землей, вырванными корнями и цементной пылью.

– Дарси, что? Все так плохо? Я ведь знала, что должна остаться.

– Да не в пьесе дело, – сказала я.

– Да что там у тебя?

Я описала Марисоль то, что увидела. Дворик комплекса был наполовину разрушен, часть старых тротуарных плит выкопали, а на их месте установили временные мостки из фанеры. Цветы и живую изгородь вырвали с корнем, на их месте остались черные прямоугольники почвы и опавшие листья. А потом я заметила самое ужасное:

– Марисоль, наш стол. Они его увезли!

Она охнула так, что чуть не задушила соединение. Я зависла над священным для нас обеих местом, которое теперь пустовало. Глаза наполнились слезами, соль от них жгла горло. Господи, это же просто стол. Старая мебель. Я понимала, почему они его убрали. Томас, видимо, заказал элегантную новую модель, чтобы сочеталась с новыми перилами и с понтовой серой краской. Но мне не надо было нового и современного. Я хотела вернуть ту мозаичную плитку. Поблекшие царапины и отколовшиеся кусочки. Они были привычными, моими. Эти трещинки были там, когда мы смеялись. В этих бороздах была вся наша жизнь. А еще там были нарисованные черным маркером «Шарпи» крошечное сердечко и пятиконечная звездочка.

Рука сама рванулась к золотому кулону на шее. Интересно, Марисоль в нескольких километрах от меня сделала то же самое? Спрашивать я не стала.

– Ничего, Ди. Мы найдем себе новое место, да? – просто сказала она.

– Да-а. Найдем.

– И пусть возьмут этот жуткий цементный отстой с плиткой, который помнит еще семидесятые, и засунут его туда… куда пихают самые что ни на есть отвратные, безвкусные штуки всех времен и народов, – добавила подруга. Но сказала она это уже низким, хрипловатым голосом. Только я ей никогда на это не укажу.

Я расхохоталась, и этот смех совершенно не сочетался с моими собственными чувствами, которые не подходили ни друг к другу, ни к ситуации. С творениями моей подруги такого никогда не происходило.

– Ну ладно. – Марисоль прочистила горло. – Хорошо. Вернемся к пьесе. Я же умираю от нетерпения.

Я огляделась вокруг, потерянно и бесцельно. Не знала, куда податься. Наконец я решила сесть на низкую до невозможности ступеньку лестницы, хоть мне и непросто было устроить там свои бесконечно длинные ноги.

– Когда мы добрались до поцелуя Бенедикта и Беатриче, ничего так и не произошло.

– Как так?

– Когда мы репетировали сцену с пререканиями, Джейс постоянно находился в моем личном пространстве. Эта часть мне понравилась, хотя я и боялась, что меня стошнит. Но как только Джейс произнес строчку «Стой! Рот тебе зажму я!», миссис Ховард прокричала: «Довольно!»

– Ну нет! Вам что, времени не хватило?

И тогда я рассказала Марисоль, как помнила, о том, что час назад происходило на сцене школы Джефферсона. Созданная Эшером романтическая декорация итальянского сада, будто звездами расцвеченная желтыми огнями. Слова Джейса из пятого акта – рот моего партнера был так близко, что я чувствовала его дыхание. Оно пахло шоколадом и овсяными хлопьями из принесенных Лондон батончиков мюсли. И тогда…

Довольно. Закончили. Дарси, великолепно. Завтра будешь блистать.

Следующая сцена уже ощущалась как реальность. Мои глаза широко раскрыты, слова миссис Ховард еще звенят в ушах, и губы сложены так, как, мне казалось, им положено выглядеть перед поцелуем. Но ничего не произошло.

– Ой, – тихо проговорил Джейс. – Прости. Наверное, тебе не сказали. Настоящие поцелуи у нас только на спектакле. До прошлой пятницы мы с Алиссой притворялись.

– А, ну да. – Надеюсь, мне удалось изобразить беззаботную улыбку.

Джейс отступил на шаг:

– Так вот, после слов «Стой! Рот тебе зажму я!» я обниму тебя обеими руками и чуть наклоню назад. – Короткий смешок. – Обещаю, ты не упадешь. И я… э-э… буду довольно сильно прижиматься ртом, чтобы страсть показать. Но без всяких там языков.

О боже мой.

– Он прямо так и сказал? Буквально? Без языков? – закричала мне в ухо Марисоль.

– Дословно.