Библиотека потерянных вещей

– Прости, мам. – Голос стал тише, я повернулась в сторону своей комнаты. Сквозь дверной проем виднелась только малая доля книг. Как их много. Я не просто прочитывала романы, не просто одалживала их и дарила. Я пользовалась книгами. Мне нужно было хранить их, читать и перечитывать. Кто-то, не поняв, мог назвать мое собирание книг одержимостью. Или навязчивой тягой. Кто-то, возможно, назвал бы это… накопительством?

Ох… ох.

Я ухватила эту мысль, чтобы не дать ей разрастись, и поставила пока на полку вместе с томами. Но когда я снова повернулась к маме, комната выглядела по-другому. Сквозь весь этот хлам я наконец увидела ее.

– Я не понимаю, почему ты не можешь столько всего не покупать. Но теперь я точно поняла, что внутри тебя что-то без этого не может.

Мама застыла на месте, у нее вырвался раздраженный выдох.

– И если тебе необходимо продолжать покупать, то продолжай, – добавила я. – Но в этих коробках таится столько денег! Пока я буду продавать вещи, чтобы восполнить бабушкины деньги. Только чтобы оплачивать счета и покупать продукты. Не более. И тогда я смогу продолжать жить здесь, с тобой.

Контроль. Ей нужно некоторое чувство контроля, так говорил врач. Я обязана его обеспечить.

– Я буду сообщать тебе, что именно я продаю. Чтобы неожиданностей не было. Я буду записывать каждый товар, и тебе не придется проверять.

Смахнув слезы, я взяла тетрадь и вписала три выставленные на eBay позиции. Нетвердой рукой мама взяла у меня тетрадь.

– Тебе нужны деньги, да. Я понимаю. Девочка моя, я хочу, чтобы ты осталась. Очень хочу. – Она потрясла тетрадью. – Но разве… этого списка достаточно?

Мы должны были попробовать. Ради нас обеих. Слово дня – «достаточно».

Я отошла, развернулась к целой галактике вещей: глаза были прикованы к коробкам и контейнерам, к косметике, к тарелкам и подушкам. Я представляла себе «Аню из Зеленых Мезонинов», «Большие надежды» и тысячу других историй вдоль стен моей комнаты. Я прожила целые годы во вранье и притворстве. Достаточно, подумала я, понимая, как много на самом деле могло означать это простое слово.

* * *

– Подожди, не спеши, – сказала сидевшая напротив меня за столом Марисоль. Она отложила свое портфолио.

Я убрала ногу с педали швейной машинки и подняла на подругу глаза.

– Увереннее работай направляющей рукой. Вытягивай больше. Чтобы ткань не провисала.

Я снова принялась за дело. Машинка стрекотала, игла прошивала хлопок. С вечеринки у Джейса прошло три дня. На следующее утро после нее, когда Марисоль открыла мне дверь, я буквально ввалилась в комнату. Я села на пол студии, скрестив ноги, и рассказала все о своей ссоре с Эшером. Потом выложила все про eBay и про маму, но перед этим она отправила Наталию за дымящимися тарелками sopa de tortilla[47], приправленным авокадо и хрустящими кусочками тортильи.

Уход за собой – по мнению подруги, я уделяла этому недостаточно внимания. Она забрала у меня мобильник, напомнив, что Эшер хотел, чтобы я подумала не спеша, поэтому можно не проверять сообщения каждые две минуты. Мне следовало отдохнуть, и не только от технологий.

Сначала Марисоль отправила меня в душ с классным мылом и разными дорогими лосьонами, привезенными из Парижа ее тетей, а потом уложила в своей комнате, с атласной маской для сна. Когда я проснулась, сумка с необходимыми для ночевки в гостях вещами стояла в ногах у постели, там были мои туалетные принадлежности и идеально подобранная одежда для школы.

В понедельник я отработала свою смену в «Пере», присутствовала на всех уроках и ненадолго появилась дома. Целых три дня мы с мамой были просто людьми, которые иногда сталкивались на «козьих тропах». Она пока больше не пыталась разместить накопленное у меня в комнате. О косметике на eBay тоже не упоминала. Но мне все еще мерещились нечеткие очертания той коробки на ковре. Я посмотрела на лежавший на стойке желтый блокнот. Признаться во всем маме было правильным решением, но товары все же преследовали меня. Персиковые и розовые тона, мазки помады и перламутровые тени для век – они окрашивали мой дом в разные цвета. Слишком яркие. Слишком новые.

Для ухода за собой мне нужно было больше пространства, чем могла предоставить квартира. Мне нужно было подумать об Эшере. Мне нужно было подумать об отце. Мне нужно было подумать о себе. Марисоль ни к чему меня не подталкивала. Она тоже трудилась, между рисованием эскизов и выкроек читая сообщения. И я знала, кто был причиной для ее чуть глуповатой улыбки.

В воскресенье вечером я оторвалась от своих мыслей и обратилась к Марисоль с просьбой, которую она ждала уже многие годы. И почти уже не надеялась услышать. Мы были у нее в комнате, когда я внезапно приподнялась на ее ослепительно-белом одеяле:

– Научи меня шить.