Библиотека. Повести

Режиссёр отвлёкся на какие-то свои дела, а Павел задумался. Его озадачило поведение Ленки. Что это вдруг она отказалась появиться перед всей страной на экране, чтобы все увидели, какая она умненькая и красивенькая? Это же совсем не её стиль. Какую такую боль вдруг стали вызывать у неё воспоминания об отце? Недолюбливать его она, конечно, недолюбливала. Здесь уж ничего не попишешь. Но было за что. Не поддержал он в своё время её потуги стать артисткой. Она ведь мыслила себя новой Ермоловой, а бог талантом наградил только средненьким, поэтому, займись она артистической карьерой, прокрутилась бы всю жизнь на третьих ролях, да и на тех только с подачи знаменитого папы. Так бы оно и случилось, если б отец, поглядев её выступление в курсовом спектакле, в открытую не заявил, что она в лучшем случае середнячок, и он хлопотать после «Щуки», чтобы её хорошо распределили или где-нибудь в кино дали хорошую роль, не будет. Ленка, конечно, ужасно обиделась. Но в итоге всё сложилось лучшим для неё образом. Она бросила «Щуку» и закончила курсы секретарей, прихватив сразу и делопроизводство, и машинопись, и офис-менеджмент. И стала незаменимым и востребованным работником для многочисленных плодящихся в Москве, как кролики, фирм. Что в итоге несколько витиеватым образом привело её к браку с Лёшечкой и безбедной жизни богатой безработной. Но на отца она затаилась, хотя никому, кроме брата, своё недовольство высказывать не решалась. А Залесский любил свою девочку разве что только чуть меньше Настеньки, эквивалент любви к которой в реальной жизни, не в сказке, найти было непросто. И считал, что поступил правильно, избавив дочь от ужасающей скуки служить в театре никому не известным актёром. И даже не подозревал, насколько было задето её самолюбие. Поэтому, когда Пашка услышал, что Ленке было больно вспоминать об отце, то искренне недоумевал. С чего бы это? Когда умер, ни слезинки не пролила, а тут месяцы прошли — и вдруг боль?..

* * *

У Нинки глаза были на мокром месте, а сквозь слёзы проглядывали гнев и возмущение, когда она подошла к Пашке, потягивавшему коньяк в уютном кресле перед телевизором. Видеть Нинку расстроенной было странно. У них в последнее время наступил, если можно так выразиться, ещё один медовый месяц. После стресса от смерти родителей в Пашке неожиданно появилась потребность выплеснуть на кого-то нерастраченные резервы любви, которую он не успел отдать папе и маме, и теперь запоздало проклинал себя за чёрствость. А Нинка просто расцвела, купаясь в потоках его нежности и ласки. Он тетёшкал её, как маленькую, выполнял капризы и, что было тяжелее всего, смиренно терпел её болтовню. Поэтому увидеть слёзы на её глазах было по меньшей мере неожиданно. Но, задумавшись на мгновение и решив, что баб всё равно не поймёшь, и, может, просто пропала баночка её любимого крема для рук, мягко погладил её по руке и, изобразив в глазах участие и желание услужить, спросил:

— Что случилась, моя королева?

Но Нинка игру не поддержала. Она цепко, чтобы не сопротивлялся, взяла его за руку.

— Пойдём, — сказала она, — я хочу тебе что-то показать.

Пашка покорно потащился за ней в спальню. Но выяснилось, что она вела его вовсе не туда, а в его кабинет. Она посадила его за компьютер и щёлкнула мышкой:

— Читай.

На экране высветилась первая страница какой-то книги.

«История жизни в доме одного известного актёра, написанная его дочерью Еленой Меламед», — прочитал он.

Пашка усмехнулся. Ленка, похоже, время зря не теряла. Напрасно он, наивный, решил, услышав об отказе сестры давать интервью, что она способна отказаться от саморекламы. Просто плела вокруг своего имени интригу перед публикацией книги. Чтобы в богемных кругах пошли слухи. Пашка за её делами не следил, но знал, что дамочка она ушлая, и поэтому теперь не без основания предполагал, что киношникам отказа бы сроду не было, если бы эту, по её словам, автобиографическую повесть уже не «отпиарили» где-нибудь в СМИ. А денежку на раскрутку своей крали, наверняка, лох Лёшечка отстегнул.

— Ну и какого чёрта ты мне это показываешь? — с улыбкой спросил Пашка. — Читать не буду. Но вовсе не плохо, что Ленка написала об отце.

— Дурак! — воскликнула Нинка. — Ты возьми и прочти. А потом уж будешь говорить.

Пашка скривился. Он любил читать, но к выбору книг относился с осторожностью. Сказался прежний не всегда положительный опыт всеядности. Поэтому, выбирая себе чтиво, он предпочитал, чтобы оно уже было «обкатано» на ком-нибудь другом. Это тоже не гарантировало от разочарований, но, по крайней мере, избавляло от заведомой ерунды. А тут писательницей оказалась его собственная сестра, которая вообще не писала ничего сложнее школьных сочинений. За что такое наказание на его голову? Но, Нинка права, не прочитать-то ведь тоже было нельзя.

Пашка тяжело вздохнул и решил, что пробежит глазом наискосок, как когда-то в институте конспекты. Главное — ухватить ключевые моменты, и уже можно спекулировать знанием материала. Одно непонятно: что это вдруг Нинку так разозлило?