Библиотека в Париже

Маргарет подыскивала слова точно так же, как я после долгого дня, в течение которого попеременно говорила то на французском, то на английском.

– Ох, да кому до него дело! – наконец воскликнула она. – Давай лучше расскажу, как мы возвращались. Чтобы бензина хватило, я налила его в старые чайники.

– Надеюсь, не прохудившиеся!

Неделю спустя, когда Поль появился перед моей дверью – с выгоревшими добела волосами, с красными щеками, – я просто вытаращила на него глаза. Ночами в постели я много раз рисовала себе картину нашего воссоединения. Как я бросаюсь ему на грудь, осыпаю поцелуями… А его руки – на моей спине, и все мое тело поет… Но когда он меня обнял, я не шелохнулась. После напряжения многих месяцев я просто не могла расслабиться.

– Je t’aime, – шепнул он.

Ощутив его губы на своем виске, я раскисла и заплакала. А он, обнимая меня, вывел на лестничную площадку, понимая, что я не захочу тревожить родителей. Я могла держаться перед ними, перед Битси, перед читателями, но с Полем просто не могла притворяться.

– Вместе мы со всем справимся, – сказал он.

Мои рыдания затихли, я прижалась к нему. Я могла стоять вот так вечно. Ну, пока маман нас не нашла. Увидев корзины с картофелем, маслом и копченым окороком, которые принес Поль, она произнесла:

– Путь к сердцу Одиль лежит через ее желудок.

– Хороший добытчик, – одобрил папа́.

За столом в гостиной мои родители засиделись за разговором. Часть морщинок маман исчезла, а папа́ смеялся впервые за месяц.

– Я так скучал по тебе, – шепнул Поль. – И мне так хочется остаться с тобой наедине хотя бы на пять минут!

– Давай встретимся у тебя завтра.

– На моем этаже живут еще четверо моих коллег. Если они тебя увидят, твоя репутация может пострадать.

KRIEGSGEFANGENENPOST[18]

15 августа 1940 года

Дорогие маман и папа́!

Все в порядке. Я поправился. В нашем бараке рядом со мной койка одного доктора из Бордо. Он храпит, но его соседство утешает. Спасибо за ваши открытки. Не могли бы вы прислать кое-что? Теплую рубашку, белье, носовые платки и полотенце. Немного ниток. Еще пенку для бритья и бритву. И если это не слишком трудно, какие-нибудь консервы, может немного паштета.

Пожалуйста, не тревожьтесь. С нами тут обращаются вполне пристойно, так что при подобных обстоятельствах жаловаться не на что.

Ваш любящий сын

Реми

KRIEGSGEFANGENENPOST

15 августа 1940 года

Милая Одиль!

Как у тебя дела? Как Битси, и маман, и папа́, и Поль? Мое плечо зажило. Ранило меня при вражеском обстреле рядом с Дюнкерком. Болело чертовски! Конечно, когда ты пинала меня под столом, я тоже жаловался, что это чертовски больно. В плену оказались несколько человек из моего подразделения. Мы были недовольны своей судьбой, пока не узнали, скольких убили.

Нас – французских солдат и нескольких британских тоже – прогнали маршем, кажется, чуть ли не через всю Германию, почти без еды и отдыха. Ты меня знаешь, я никогда не был атлетом. И через несколько недель хода многие из нас были рады оказаться на месте и выспаться на кровати, пусть даже это были просто деревянные нары, вместо холодной мокрой земли.

Спасибо за твои письма. Мне жаль, что до сих пор я не мог написать.

Люблю тебя,

Реми

30 сентября 1940 года

Милый Реми!