Библиотека в Париже

Слава богу, ты сообщил нам, что именно тебе нужно. Маман хотела отправить тебе четки, чтобы ты и твои друзья могли как следует помолиться. Сегодня, впервые за целую вечность, она пошла на мессу. Маман плохо себя чувствовала, так что папа́ нашел ей сиделку.

Сначала я не была уверена, что следует доверить уход за маман чужому человеку, но потом увидела, что это совсем неплохо. Евгения носит кардиган с белой блузкой, это совсем простая женщина, с пухлыми плечами и меланхоличными глазами. Время от времени по ее лицу скользит задумчивая улыбка. Почти как у маман. Вечерами, до прихода папа́, мы втроем пьем чай.

А папа́ возвращается все позже и позже. Его машину реквизировали, так что теперь он ездит на автобусе. К несчастью, они ходят очень редко, потому что нет бензина.

После твоего отъезда папа́ докучает мне пуще прежнего. И он уж слишком меня защищает. Ему не нравится, когда я выхожу из дома, пусть даже на утренний сеанс в кино. Но у нацистов свои собственные кинотеатры и публичные дома, так что мне, Битси и Маргарет ничто не грозит. Когда гаснет свет, мы можем выразить свои истинные чувства, так что, когда в хронике показывают Гитлера, все шипят.

Нам постоянно твердят, что именно запрещено, они просто лезут нам в мозги. А солдаты учат французский. Какой-то косоглазый комендант попытался заговорить с нашим бухгалтером – помнишь ее, она постоянно печет лепешки и влюблена в древнего греческого математика? Этот офицер сказал ей: «Bonjour, mademoiselle. Vous êtes belle», а мисс Уэдд ответила: «Heave, ho!» Он не понял, и она добавила: «Auf Wiedersehen!»

Люблю тебя,

Одиль

Не так-то легко было поддерживать легкий тон писем, особенно потому, что нацисты были по всему Парижу. На собрании коллектива Борис сообщил нам, что они забрали больше ста тысяч книг из Русской библиотеки рядом с собором Парижской Богоматери.

– Больше ста тысяч книг… – чуть слышно повторила Маргарет.

Однажды, когда я была маленькой, мы с тетей Каро ходили туда. После мессы в соборе Квазимодо на островке посреди Сены мы перебрались на левый берег и не спеша прошли по рю де ла Бюшери до hôtel particulier[19]. Двери особняка были открыты, и мы заглянули внутрь.

– Входите, входите! – сказали нам.

Библиотекарь, у которой на серебряной цепочке висели очки для чтения, протянула мне книжку с картинками. Мы с тетей Каро с восторгом рассматривали не столько чужой язык, сколько иностранные буквы.

Стены там были сплошь закрыты стеллажами, от пола до потолка, – такими высокими, что нужна была лесенка, чтобы добраться до верхних полок. Тетя Каро позволила мне залезть на самый верх. Тот день, как и любой день с моей тетушкой, был настоящим счастьем.

А теперь я представила те стеллажи опустевшими. Представила библиотекаря со слезами на глазах. Представила какого-то читателя, пришедшего, чтобы вернуть книгу, и узнавшего, что она осталась единственной…

– Но почему они грабят библиотеки? – спросила Битси.

Борис объяснил, что нацисты хотят уничтожить культуру определенных стран и потому методически конфискуют их научные труды, художественную литературу, философию. И добавил, что нацисты также разграбили личные собрания известных еврейских семей.

– Читателей-евреев? – уточнила я. – Включая профессора Коэн?

Накануне в читальном зале я заметила на столе в углу стопки книг. За ними едва виднелись белые волосы и павлинье перо. Как будто профессор построила себе баррикаду из библиотечных книг – Чосера, Мильтона и Остин среди прочих.