Библиотека всего на свете

– Расскажи о себе, Айла. Я хочу услышать, как ты танцевала, как путешествовала по разным странам, почему решила осесть в Кловердейле.

– Ну, это скорее разговор для четвертого свидания, – улыбнулась Айла. – Или для пятого?

– Так у нас свидание?

– А ты хочешь, чтобы это было свидание?

– По-моему, ты и так видишь, что хочу. – Он снова взял ее за руку и потянул, чтобы Айла встала рядом. – Мне хочется получше тебя узнать, прости, если я проявил неуместное любопытство.

Пристально глядя в темноту за окном, Айла уронила:

– У меня было много взлетов и падений, о которых не знает моя сестра. – Их руки касались друг друга, и Айла говорила все горячее, будто разгоравшийся между ними жар подогревал ее откровенность: – Я много лет была профессиональной танцовщицей и страстно любила свое дело. – На минуту она словно ушла в свои воспоминания. Адам терпеливо ждал. – На танцы меня отдали в пять лет, и мне нисколечко не было тяжело. Да, это жестокая и требовательная профессия, но у меня как-то сразу начало получаться. Наслаждение, которое я испытывала, разучивая танцы, рассказывая в танце какую-то историю, выражая чувства, – это ни с чем не сравнить. Меня приглашали на просмотры, одни – легкие, другие – не очень. Одни я проходила блестяще, на других с треском проваливалась, но всякий раз поднималась и шла вперед. Я была популярна в Вест-Энде, я много выступала, и тело подчинялось любым изменениям и требованиям, если на кону стояло очередное выступление. Я получала довольно прилично, на это можно было хорошо жить, и у меня завязались отношения с Карлосом, хореографом и великолепным танцором. Мы начали вести бальные танцы в нашем районе. У нас был музыкальный автомат, похожий на тот, что сейчас стоит в библиотеке общих вещей. Когда я его увидела, то вспомнила сперва много приятного, а затем и остальное, чего я хотела, но потеряла.

Карлос – прекрасный человек, это я все испортила. Мы были вместе восемь месяцев, молодые, энергичные. Мы работали, танцевали, жили в Лондоне на зависть всем друзьям. Видимо, моя жизнь разительно отличалась от привычных представлений моих родственников, поэтому им сложно было меня понять. Они восторженно заахали, познакомившись с Карлосом, и между собой назвали его первым моим правильным поступком в жизни. Они сочли его обаятельным, очень красивым и надежной опорой для такой легкомысленной фифы, как я.

– И что произошло?

– Я вывихнула колено, и началась полоса травм: колено, щиколотка, потом бедро. Я вынужденно пропускала прослушивания, бесясь от необходимости дать ноге отдых. Я начала ссориться с Карлосом; бо́льшая часть того, что я ему наговорила, была сказана в сердцах.

– Он не захотел быть рядом с тобой в болезни?

– Отчего же, он понимал мое отчаянье, сам с подобным сталкивался. Но я забеременела – неожиданно для нас обоих – и окончательно удивила себя тем, что очень обрадовалась. Мне было двадцать с небольшим, я как-то не задумывалась о детях и не знала, хочу ли вообще становиться матерью. Я увлеченно строила карьеру, воплощая в жизнь давнюю мечту. И вдруг мне страстно захотелось родить девочку или мальчика, которых я научу танцевать… – Она улыбнулась. – Мы с Карлосом научим. Однако на тринадцатой неделе случился выкидыш.

– Сочувствую, это настоящее горе.

– После этого у меня началась одержимость идеей родить, больше я ни о чем думать не могла. Карлос был двумя руками за, но и следующая беременность тоже закончилась выкидышем. После этого все стало разваливаться. Карлос старался изо всех сил, но моя нога после травм толком не восстанавливалась, а тело отказывалось принимать материнство. Карлос забросил работу, чтобы быть рядом со мной. Он предлагал вместе открыть школу танцев, давал мне денег, чтобы я пошла в университет изучать танцевальную психотерапию, но это меня не интересовало, я хотела только танцевать. И тут умирает папа. Это меня чуть не доконало. Я приехала в Кловердейл на похороны, чтобы поддержать маму и Дженнифер, но ничего не стала им рассказывать. Им и без меня было тяжело. Вернулась к Карлосу. Мы ссорились, мирились, конца-краю этому не было видно, и наконец он уже не смог это выносить.

– Он от вас ушел?