– Сама ты себе мешаешь. Это проблема всей твоей жизни. Сделай одолжение, позволь, я разберусь. – Джун указала на сиденье сбоку от них и сказала Бобу: – Устраивайся поудобнее.
Боб послушался Джун, в то время как Ида, тихо кипя, возмущалась. Это продолжалось так долго, что в конце концов Джун, не выдержав, протянула руку и закрыла ею рот Иды, и в этот момент та распахнула глаза, словно в сильном волнении; но, когда Джун убрала руку, Ида больше не говорила. Приникнув к окну, она закрыла глаза. Автобус, шипя и дребезжа, тронулся с места.
Они ехали в южном направлении по извилистому двухполосному шоссе, справа от них был океан, а солнце клонилось к горизонту.
Джун пересекла проход и жестом велела Бобу подвинуться, чтобы она смогла сесть рядом. Вынув из кармана жакета шоколадный батончик “Бэби Рут”, вскрыла обертку, стараясь шуршать потише, и протянула Бобу открытую верхушку, приглашающе на него глядя; Боб отломил кусочек и медленно его прожевал, в то время как Джун подмела все остальное, кивая в знак того, что ей вкусно. После чего бросила обертку на пол автобуса и носком кожаного ботинка подпихнула ее под сиденье.
– Ну, и как же тебя зовут? – спросила она.
– Боб.
– А фамилия?
– Комет.
Она поглядела на Боба так, словно не ухватила, в чем шутка.
– Скажи по буквам, – и Боб сказал, а она посмотрела на Иду, но та спала, как и собачки.
– Признайся, Боб, – вполголоса призвала Джун, – ты что, нас преследуешь?
Боб пожал плечами.
– Но зачем?
Боб снова пожал плечами.
– Что ж, – сказала она, – я, в общем-то, не возражаю. Больше того, я считаю, что это, в общем-то, лестно. Но, надеюсь, ты не рассчитываешь на то, что мы станем тебя опекать?
Боб пожал плечами в третий раз, и тут Джун положила руку ему на плечо.
– Боб, пожимать плечами – инструмент полезный и по-своему соблазнительный, но это всего лишь одна стрела в колчане, и не следует ею злоупотреблять, иначе рискуешь создать впечатление, что сказать тебе нечего. Ты понимаешь, о чем я?
Ида сквозь сон пробормотала что-то неразборчивое. Джун сказала:
– Я очень надеюсь, что ты не станешь держать зла на мою подругу. В ее нападках нет ничего личного, просто она страдает от неизлечимого недуга, и имя ему – сварливость. Силу она черпает во враждебности, а радость – в силе. Но в любом случае, как я уже говорила, глупо предполагать, что мы сможем тебе помочь. Как перед Богом скажу, мы с Идой еле-еле справляемся с тем, чтобы обеспечить себя едой и кровом. – На этом Джун умолкла, явно чего-то ожидая. – А ты сам ни о чем не хочешь меня спросить? – поощрила она.
– О чем, например?
– Ну как же. Кто мы такие, куда едем, зачем мы туда едем, почему у нас багаж из двадцати трех ни на что не похожих штуковин, почему у меня в кармане металлофон и как это вышло, что наши собачки танцуют вальс.
– О да! – сказал Боб, которому и впрямь очень хотелось это все знать.
– Что ж, – сказала она, – я отвечу тебе, раз уж ты сгораешь от любопытства.
Ее голос еще понизился, и она огляделась по сторонам, будто желая убедиться, что никто из соседей их не подслушивает.
– Мы с Идой
Боб не был уверен в том, что именно означает это слово, отсылающее, по сути, к Феспию, зачинателю древнегреческой трагедии, но то, как Джун произнесла его, намекало на что-то постыдное, и Боб залился краской.
– Да, – сказала она, указывая на красную щеку Боба. – Это шокирует, я знаю. Но давай не будем приукрашивать: мы пара отчаявшихся феспианок, ищущих, где бы нам применить свои скромные таланты и при этом не нашалить слишком сильно. Конечно, мы рассчитываем избежать тюремного заключения. Случалось нам получать денежное вознаграждение за оказанные нами услуги; но жизнь, знаешь ли, не сахар, и это еще мягко сказано. Обе наши семьи, само собой, от нас отреклись. И уже довольно давно мы исключены из приличного общества. Но у нас и выбора не было, понимаешь? Дело ведь в том, что человек либо рождается актером, либо нет, и никто не в силах бороться с потребностями своего разума, да и своей плоти в конце концов, не так ли? – Она подняла взгляд поверх головы Боба. – Я не обижусь, если ты захочешь пересесть от нас, Боб. Не хотелось бы навлекать позор на дом Кометов. – Боб, однако, не двинулся с места, и Джун, сжав его руку, сказала: – Я знала, что ты останешься. Твое сердце написано у тебя на лице!
– Так вы актрисы! – вымолвил Боб.
– Мы драматические актрисы, – подтвердила Джун. – Мало того, мы еще и драматурги, продюсеры, режиссеры, дизайнеры, рабочие сцены, мастера реквизита, кинологи и собаки. Мы занимаемся всем этим сразу не из амбиций, а потому, что заняться этим, кроме нас, некому, мы одиноки. Да, мой маленький беглый друг, это истинно и в конечном счете то, что мы есть.
Боб спросил, не едут ли они куда-нибудь выступать, и Джун просияла. Она протянула руку через проход и ткнула пальцем в живот Иды. Та слегка приоткрыла свой правый глаз.
– Боб Комет проявил интерес, – сказала ей Джун.
– Кто такой Боб Комет?
– Найденыш, Ида. Его зовут Боб Комет, и я из себя вон лезу, чтобы удовлетворить его любопытство.