Бич Божий

Мой взгляд затуманился, и я смутно различал окружавшие меня предметы. Юлия, по-видимому, дала мне снотворный настой. Зачем же они разбудили меня? Чтобы снова погрузить в сон?

— Мы говорим, что тебе нужно выспаться, а не слушать этого маленького дурачка — моего супруга, иначе ты никогда не поправишься, — успокоила меня Юлия. — Настой сделан из луговых трав. Отсыпайся, пока твоя плоть борется с болезнью. Впереди у тебя долгие годы, и ты ещё успеешь спасти мир.

— Нет, не успеет, — возразил Зерко.

Но в эту минуту я вновь забылся сном.

* * *

Никому не пожелаю быть раненным двумя стрелами.

В рассказах для детей описывалось, как смело и без жалоб переносили ранения и боль великие герои. Однако моя рука и плечо постоянно ныли от засевших в них обломков древков, и каждый приступ боли напоминал мне о том, что я смертен. Я не утратил мужества, но в нём уже не было прежней наивности. Тем не менее оставаться прикованным к постели в моем возрасте оказалось истинным мучением, и я постарался побыстрее выздороветь. На следующий вечер я уже сидел, хотя часы тянулись бесконечно долго и боль не унималась, а утром начал нетвёрдым шагом передвигаться по комнате. Неделю спустя вынужденный отдых подошёл к концу и можно было говорить об исцелении от ран. Конечно, они побаливали, но больше не выводили меня из строя.

— Когда выпадет первый снег, ты снова сможешь рубить дрова для костров, — пообещал карлик.

С Иланой мне удалось нормально побеседовать лишь однажды, тёмной ночью, когда карлик и его жена крепко спали, а я проснулся от приступа лихорадки. Она вытерла мне лоб и плечо и вздохнула:

— Уж лучше бы меня ранило этими стрелами.

— Не надо себя винить. Не ты, а Аттила назначил этот поединок.

— Я чувствую себя убийцей, но при этом совершенно беспомощна. Мне казалось, что смерть жениха и отца ожесточили меня, но я ошибалась. Я не могла спокойно смотреть на то, как вы схлестнулись в поединке, и сознавать, что была вашей наградой. Я не хочу выходить замуж за Скиллу, но неужели ты думаешь, что мне безразлично его внимание и я не испытываю никакой благодарности? Да, я хотела использовать тебя, чтобы освободиться из плена, но неужели я не замечала, как ты глядел на меня, как прикасался ко мне? Я ненавижу сражения. И теперь...

— Это было просто состязание...

Плана покачала головой.

— Я не позволю никому из вас убивать врагов Аттилы, чтобы лечь со мной в постель. Я не выйду замуж за Скиллу, но я не желаю обременять и тебя. Сделай вид, что ты сражаешься, а потом постарайся ускользнуть и скрыться. Не беспокойся ни обо мне, ни об империи. Мы уже стали для тебя проклятием.

— Неужели ты считаешь, что я такой дурак, что позволил бы тебе обвести себя вокруг пальца? Я бы и не пытался бежать, если бы ты меня не вдохновила, Илана. Это ты старалась меня спасти.

Она грустно улыбнулась.

— До чего же ты наивен со своей верой в добро! Тебе нужно вылечить душу и разум, а не только плоть. И лучше всего сделать это одному.

Илана поцеловала меня в лоб.

— Но мне надо...

Я опять впал в забытье, а когда очнулся, её уже не было рядом.

— Где Илана? — спросил я Зерко.

Он пожал плечами.

— Может быть, она устала от тебя. Может быть, она любит тебя. Может быть, она передала Аттиле, что ты жив, и он решил, что она тебе достаточно помогла и с неё хватит. А может быть, всего лишь может быть, я поручил ей заняться другими, куда более важными делами.

Он подмигнул, как заговорщик.

— Скажи мне, что происходит, Зерко.

— Конец света, как полагают прорицатели. Апокалипсис, которого боятся христиане. Гонцы разъезжают по миру. Воины точат копья. Ты знаком с греком Евдоксием?

— Я видел его во время поединка со Скиллой.

— Он привёз Аттиле немало новых сведений. Затем в лагере появился другой тайный посланец. Я попросил Илану быть начеку. Когда я развлекаю гостей в зале Аттилы, она сообщает мне то, что ей удалось узнать. Шепчет на ухо или подсовывает две-три записочки. Слава богу, мы грамотны, а большинство гуннов — нет!

— Что же она выяснила?

— О, в тебе взыграло любопытство! Похоже, он пошёл на поправку, как думаешь, Юлия?

— Но что ему любопытно — политика или женщина? — лукаво отозвалась жена карлика.

— Мне любопытно всё! — не выдержал я. — Господи, да я уже неделю томлюсь у вас в заточении, среди целебных настоев и глиняных горшков! Мне нужно знать, что творится в мире!

Они рассмеялись, и Зерко заглянул за плетёную дверь, желая убедиться, что нас никто не подслушивает.

— Евнух, кажется, опять вмешался в нашу жизнь.

— Хризафий! — Я опасался, что вновь услышу имя первого министра.

— Нет, другой, с Запада. Судя по описаниям, он мягче и любезнее вашего политика. И у него нежное имя — Гиацинт. Как у цветка.

— С Запада?

— Ты слышал о принцессе Гонории?

— Только сплетни, по пути из Константинополя. Это сестра императора Валентиниана, опозорившаяся после того, как её застали в постели с собственным слугой. Брат рассчитывает выдать её замуж.

— Но должно быть, ты не знаешь, что она отказалась от замужества и предпочла уединиться в своём дворце. Возможно, она не столь глупа, как принято утверждать.