Бич Божий

Он усмехнулся, и Юлия легонько толкнула его.

— На самом деле этот Гиацинт — её слуга и посланец, и, возможно, она ещё глупее, чем кажется. В королевских покоях всё тайное сразу становится явным. Так вот, Илана слышала, будто он прибыл поздней ночью с секретным сообщением, адресованным Аттиле. Гиацинт привёз ему перстень Гонории с печаткой, а его рассказ изменил все замыслы и планы гуннов. До сих пор Аттилу интересовал Восток, который он нещадно грабил. Но сейчас он собрался в поход на Запад.

Эта новость не поразила меня, и я бы никак не назвал её дурной или тревожной. Аттила уже десять лет завоёвывал мою половину империи, так что можно будет с облегчением вздохнуть, если он устремится в другие края.

— Во всяком случае, это меня не касается. Моё положение связано с политикой Восточного Рима.

— Неужели? И ты думаешь, что вторая половина империи устоит, когда погибнет её сестра?

— Погибнет? Гунны просто совершают набеги...

— А этот гунн — завоеватель мира. Пока Запад крепко держался, Аттила не смел рисковать и не направлял свои войска к Константинополю. И пока Восток платил дань, он довольствовался угрозами и полученным золотом. Но теперь всё меняется на глазах, юный посол. Даже то скромное положение, которое у тебя было как у участника неудавшегося имперского посольства, утратило свою значимость две недели назад, когда до нас дошли новости о смерти восточного императора Феодосия. Он стал жертвой несчастного случая на скачках. И трон достался генералу Маркиану.

— Маркиану?! Он жестокий человек.

— О тебе и вовсе забыли, Ионас. Хризафий, который послал тебя в Хунугури и составил заговор, рассчитывая убить Аттилу, лишился своего поста. Этого потребовала Пульхерия, сестра покойного Феодосия. Ходят слухи, что Маркиан скоро расправится с врагами, начнутся казни, Бигиласа сошлют на галеры, а ты останешься просто дипломатическим недоразумением, не нужным ни одной из сторон. Более того, Маркиан объявил о том, что дни уплаты дани гуннам миновали и больше на север не пошлют ни одного солида. С Персией подписали договор, и войска вернулись в Константинополь. Требования Аттилы зашли слишком далеко.

— Значит, война неизбежна?

Сначала я обрадовался, решив, что сумею воспользоваться этим шансом и освобожусь, но вскоре понял, что Аттила угрожал мне казнью за не столь тяжкое преступление против его империи, и побледнел.

— Да, но с кем? — задал риторический вопрос Зерко, не заметив отчаяния на моем лице. — Говорят, отказ Маркиана платить дань привёл Аттилу в ярость. Его маленькие поросячьи глазки чуть не вылезли из орбит, словно его придушили. Он сжал кулаки и проклинал Маркиана на семи языках.

Кричал как безумный и до того рассвирепел, что упал на пол и катался, пока кровь не хлынула у него из носа на бороду вместе с клочьями пены изо рта, а зубы стали темно-красными. Я не преувеличиваю, ведь Плана всё это видела! Он задыхался, точно рыба на берегу, и свита боялась к нему приблизиться, поскольку придворным известны его приступы бешенства. Аттила кричал, что проучит Восток. Конечно проучит, но как? Он утверждал, что объединит все народы и племена Запада и поведёт покорное ему огромное войско к стенам Константинополя. Не знаю, что это — бравада, бред или хитрый расчёт? По словам Аттилы, его народ всегда побеждал врагов и миру не бывать, пока он не завоюет и Восток и Запад. Но начнёт с Запада.

— Потому что на Востоке императором стал Маркиан?

— Нет, потому что его попросила об этом римская принцесса. И предложение дурочки пришлось ему по вкусу. Евнух подарил Аттиле её кольцо с печаткой и передал, что его госпожа, Гонория, сестра западного императора Валентиниана, умоляет короля гуннов защитить её от происков брата. Аттила воспринял слова посланника как намерение принцессы вступить с ним в брак, а её приданым станет половина Запада, где он будет править. Если ему откажут в этом, гунны объявят войну. Как я уже сказал, и Востоку и Западу.

— Но чего он ждёт? Валентиниан ни за что не согласится со столь нелепым требованием. А Гонория — просто глупая потаскушка.

— Глупая или расчётливая? Порой эти качества совпадают. Разумеется, Валентиниан не согласится, если только не возникнет иная, более страшная угроза, нежели Аттила. И похоже, Евдоксий привёз известие о её существовании. Коварный предатель сделался ключевой фигурой.

— Беглый греческий лекарь?

— Самодовольный смутьян. Он побывал у короля вандалов Гейзериха в Северной Африке, и тот пообещал ему напасть на Западную империю с юга, если Аттила атакует её с севера. А военный союз гуннов и вандалов означает конец Рима.

— Возможно, Аттила безумен, но всё же не так глуп, чтобы выступить в поход на Запад, когда Маркиан угрожает ему на Востоке...

— Подожди, я ещё не всё рассказал. Ты видел франкского принца Клоду?

— Издалека, на приёме и на пиру, как очередного посланца варваров. Я же был рабом у Керки, если помнишь.

— Он не просто посланец. Франки спорили, кто станет править, и трон захватил брат Клоды, Ант. Клода просит Аттилу вернуть ему власть.