Новый мир выглядел бескрайним, как море. Грубые вырубки в лесах погубили старые деревья с их глубокими корнями, пущенными в землю задолго до рождения Ромула и Рема. Рим никогда не завоёвывал эти просторы и не стремился к этому, считая чужими безмолвные леса и долины с густыми тенями, серыми болотами и узкими тёмными ручьями. Солнце над Босфором казалось тут невообразимо далёким, а когда мы проезжали мимо селений, всем нам становилось тяжело на душе от их убогого состояния и жалкой жизни хозяев после гуннских набегов и грабежей. На развалинах Карнунта[52]
нам встретилась небольшая группа гепидов, обитавших, подобно зверям, в углах разрушенных зданий. Как я мечтал о римской бане! Но тут даже бани превратились в руины, бассейны опустели, а баки для кипячения воды были выброшены за ненадобностью. Вода проходила лишь через сточные канавы заброшенного города, и в них несчастные варвары мылись и стирали одежду.Мы накупили продовольствия и постарались побыстрее покинуть полумёртвый город.
Мне удалось побольше узнать о необычном браке Зерко и Юлии.
— Надо мной хотели посмеяться, предложив шута в мужья, — пояснила Юлия. — Я родом из племени скиров и в детстве попала в плен. Гунны продали меня гепиду, человеку в равной мере грубому и глупому. Он полагал, что сумеет пробудить во мне преданность ударами хлыста и хотел взять меня в жёны, когда мне исполнится тринадцать лет. Я рано созрела, и он не скрывал своей похоти, но был до того уродлив, что вызывал во мне только отвращение. Как-то ночью он заявил, что я уже взрослая и он готов лишить меня девственности, но я подложила ему в рагу протухшее мясо, и он провёл эту ночь в уборной, а не в моих объятиях. Соседи подняли его на смех. Он грозился меня убить, но гунны предупредили его, что он не вправе распоряжаться моей жизнью. И тогда он отправился к Бледе, требуя вернуть ему деньги. В ту пору Бледа не желал обижать гепидов и сам заплатил за меня деньгами, одолженными у его шута. А потом отдал меня Зерко, решив побольнее оскорбить и наказать меня за озорную проделку.
— А я вовсе не жалел о деньгах, которых мог больше никогда не увидеть, — дополнил её рассказ карлик. — Я не надеялся на ком-либо жениться, когда судьба подарила мне вдруг этого ангела. Должно быть, наш брак развеселил гуннов, так что на свадьбе не обошлось без разных потешных подарков.
— Они считали этот брак шуткой, а мы увидели в нём спасение, — сказала Юлия. — Зерко был первым добрым и ласковым человеком, встретившимся мне в жизни. Кроме того, у нас было нечто общее: страх перед гуннами и тревога за будущее. Аттила — паразит. Он высасывает все соки из порядочных людей.
— Он одержим двумя идеями. Они пугают его и не дают покоя, — добавил Зерко. — Во-первых, он боится, что награбленные трофеи развратят его народ и гунны утратят боевой дух.
— Что-то не похоже, — усомнился я — Весной они собираются в новый поход. А что во-вторых?
— Он боится потерпеть поражение. Ты только представь, что оно должно означать для тирана, привыкшего к слепому повиновению. Аттила никому не доверяет. Откуда ему знать, служат ли ему верой и правдой или по принуждению? Как он разберёт, любят ли его жёны или просто вынуждены спать с ним ради милостей кагана? Власть сделала его всемогущим, и она же заставила его во всём сомневаться. Он получает поддержку, лишь побеждая. А если удача изменит ему, всё может пойти прахом.
— И ты думаешь, что теперь, когда он лишился меча, ему изменит удача?
— Я на это надеюсь.
— Значит, Аттила отправил тебя к Аэцию, а тот вернул тебя гуннам, чтобы шпионить за ними?
— Да. Наш брак был предлогом послать Зерко к Аттиле, у которого я оказалась в плену, — продолжила Юлия. — Но тут мой карлик нашёл способ решить все возникшие проблемы.
— Какой же?
— Он не случайно послал тебя во дворец украсть меч. Его пропажа обессилит Аттилу и воодушевит Аэция. Если мы сможем добраться до римской армии, захваченный меч поможет ей выступить в поход. А если римляне победят, мы с Зерко станем жить в мире и согласии.
Она радостно кивнула, словно судьба всей Европы зависела только от меня и эта задача была мне по плечу.