Это похоже на лепет ноющей и жалеющей себя жены, с горечью думал Аэций. Он знал, что Валентиниан расходовал немалые средства на цирки, церкви, дворцы и банкеты. Новые императоры отказывались признать, что они уже не могут жить, как жили в былые времена. Легионы набирались лишь наполовину. Вербовщики были подкуплены. Обмундирование и вооружение оставляло желать лучшего. Может быть, прорицатели правы, размышлял генерал. Может быть, Риму пора умереть. И мне тоже. Но всё-таки...
Он поглядел на зелёный Мозель, разлившийся от весенних дождей. Эта река давно уже перестала быть мощной транспортной артерией для императорской торговли, но сохранила своё значение для римского сельского хозяйства и коммерции в северных областях Галлии. Варвары могли смотреть на Рим свысока, но при этом копировали его на свой манер, смешно и как-то по-детски. Их церкви были неуклюжими, а дома грубыми, пища простой, животные неухоженными, а их презрение к письменности не поддавалось разумному объяснению. Однако они подражали римлянам, прихорашивались, надевая награбленную одежду, и обитали в полуразрушенных виллах так, как могут жить обезьяны в храме. Они старались готовить на анисовом и рыбном масле. Некоторые мужчины коротко стригли волосы по римскому обычаю, а некоторые женщины обменивали свои башмаки на сандалии в римском стиле и ходили в них, несмотря на грязь.
В этом что-то было. И если Аттила победит, исчезнет даже такая мимикрия. В будущем мир ждёт возврат к первобытной дикости, забудутся любые познания, философия и ремесла, для всех настанет пора заката, а христианскую церковь уничтожат. Неужели эти дураки не видят, что миру угрожает катастрофа? Но один дурак и шут всё ясно видел: Зерко. Не странно, что этот карлик сделался любимым спутником генерала. Он был не просто забавен — он был проницателен. И вернулся с информацией не только о силах Аттилы, но и о самом гунне. О его страхе перед развращающей цивилизацией. И это вопреки тому, что Аэций помнил Аттилу как самого спокойного, тихого и угрюмого из всех гуннов, с которыми близко познакомился, став заложником в их лагере. Аэций задумался над тем, был ли действительно так прост этот несчастный человек с его тайными душевными ранами.
Разумеется, он вовсе не был прост. Напротив, хитёр и предприимчив. Пока гуннские полководцы расхаживали в награбленных одеяниях и хвастались одержанными победами, Аттила заключал секретные союзы, умело пользуясь своей незаметной, но огромной магнетической силой. Он доказал, что является отменным тактиком и на поле боя, и в дипломатии. Пока остальные задирали носы, он поднимался всё выше, убеждал, находил сторонников и убивал. Гуннские всадники, совершавшие некогда набеги, напоминавшие эпидемии чумы, стали при Аттиле чем-то гораздо худшим: ордой будущих завоевателей мира, желавших вернуть его в блаженное состояние животной примитивности.
Всё это Зерко и пытался объяснить, однако он заметил и кое-что другое, не менее важное: основное ядро гуннской армии было невелико, варвары часто ссорились и грызлись, как собаки из-за куска мяса, а их настроение быстро менялось, если преимущество оказывалось не на их стороне.
— Они победят, только если Запад поверит, что они должны победить, — утверждал карлик. — Сразитесь с ними, мой господин, и они разбегутся, точно шакалы в поисках лёгкой добычи.
— Мои союзники опасаются выступать против них. Гунны сумели запугать мир.
— Однако часто именно бык бывает самым слабым и трусливым.