Бич Божий

Дядя Владимира стал простукивать каждый из бочонков, стены погреба, осмотрел пол и потолок. Никого не найдя, он стянул с пальца перстень и отдал Лобану.

— То-то же, древлянин, — продолжал глумиться Угоняев сын. — Но кольцо — это слишком мало. Я желаю выслушать твои извинения. При дружинниках, наверху.

Выбрались на свет. Обернувшись к противнику, брат Малуши проговорил:

— Что ж, прости, Лобане. Гнева не держи. Мы ошиблись.

Тот стоял, руки в боки, заявил нахально:

— А теперь убирайся прочь. В первый раз прощу, а в другой — не спущу, жалобу составлю для разбора на вече.

За ворота выехали в молчании.

Поиски Вожены длились вечер и ночь напролёт. А наутро, выйдя на Перынь (к святилищу Перуна), люди Добрыни содрогнулись от ужаса. Их глазам предстала жуткая картина: все костры затушены, по бокам лежат два подручных Богомила с перерезанным горлом, а внизу, возле основания идола, — бездыханное тело девочки. На груди у неё лежала береста с надписью: «Вот тебе и Перунова жертва».

Прискакав на место трагедии и не в силах вынести кошмарного зрелища, новгородский посадник надвинул на глаза шапку. Прохрипел, стиснув зубы:

— Ненавижу. Убийца, тать. Я с тобой ещё расквитаюсь, Угоняй.

Вышгород, осень 971 года

Путешествие до Чернигова было без каких-либо приключений. Останавливались в Смоленске у двоюродной сестры Несмеяны, вышедшей замуж за радимича — боярина Туку, ели знаменитые смоленские пироги с белыми грибами и пережидали дождливые дни. Мальчик хотя и выглядел по-прежнему нездоровым, выносил дорогу неплохо, плакал мало, кашлял изредка и вообще вёл себя прилично. А жена Добрыми говорила с приятным удивлением: «Может быть, и впрямь южный воздух вылечи т его?»

К Волчьему Хвосту дочка Претича относилась вначале холодно. Он её немного путал. Зная неприязнь Угоняя к «чужанинам», Несмеяна держала ухо востро. Иногда, ночуя в своей кибитке, отрывала голову от подушки, чтобы лучше слышать: не ползёт ли кто? — и сжимала в руке маленький кинжал. Но потом, видя предупредительность гридя и его душевную простоту, стала доверять. Под конец даже приходила к костру дружинников — слушать небылицы про разбойников и нечистую силу. Иногда подтягивала песни. Но дистанцию «старшая — младшие» соблюдала всегда. А дружинники, помня нрав боярыни, относились к ней подчёркнуто вежливо.

Ближе к родительскому дню прибыли в Чернигов. То-то было радости в доме Претича! Внук приехал! Доченька любимая! Старый князь не знал, как им угодить, чем попотчевать и в какой клети разместить. Претич ходил весёлый, балагурил, утешал Несмеяну: «Не печалься, девонька. Никуда Добрыня не денется. Парень молодой. Перебесится — и притихнет. А внучка на ноги поставим — в Новгород вернётесь. Вновь возьмёшь сваво в ежовые рукавицы».

А Мизяк, отдохнув со своими мечниками с недельку, повалявшись на пуховых перинах и попив пива с медовухой, прихватив три своих возка, в первых числах ноября устремился в Вышгород. Благо пути было — день и ночь верхом, вдоль реки Десны.

В город въехали рано утром. Розовое солнце освещало черепичные крыши княжьих теремов. Потемневшие брёвна стен создавали впечатление ветхости. Цепи подъёмного моста, перекинутого через ров, были точно две мёртвые змеи с проржавевшей кожей Ольгин град казался слегка заброшенным.

Проскакав ко дворцу Добрыни, Волчий Хвост повелел прислуге доложить о своём приезде. Перед ним открылись ворота, и Мизяк увидел на крыльце девушку — стройную, красивую, с карими глазами и длиннющей тёмно-русой косой, перекинутой со спины на грудь. В мочках у неё болтались серёжки. Брови густые — чистый соболь! — плавно переходили одна в другую на переносице.

— Здравия желаю, господин новгородский сотский, — поклонилась девица.

— Будь здорова и ты, красавица. Как тебя звать-величать, кто ты будешь?

— Я — Неждана Добрынична, дочка господина посадника.

— О, да ты взрослая совсем! Сколько ж лет тебе? — удивился юноша.

— Да тринадцатый пошёл в месяце изке.

— Славно, славно! А меня зовут Мизяк Угоняевич, а по прозвищу — Волчий Хвост.

Дочь Добрыни прыснула:

— Отчего же так?

— Шапку носил такую, волчий хвост висел. Мне и не обидно. Я уже привыкший.

Соскочил с коня, на крыльцо взошёл. Молодой, скуластый. И косая сажень в плечах. Сердце у Нежданы заколотилось. «Он, конечно, не красавец, — промелькнуло в её уме, — вон какая челюсть. Но глаза приятные. И лицо хорошее. Неужели он?!»

— Заходи в палаты, господин новгородский сотский, милости прошу. Как там тятенька? Получил ли мою челобитную с Вавулой Налимычем?

А когда Неждана услышала, что они приехали их забрать, то едва не бросилась на шею дружиннику:

— Боженьки мои, Берегиня, Лада и Леля! Я не верю своим ушам! Да неужто? Слышите, Милена, Савинко? Тятенька зовёт нас приехать в Новгород! Будем жить у него во дворце, вместе с нашим двоюродным братцем, князем Владимиром. Поблагодарите господина новгородского сотского. Мы поедем к тятеньке под его охраною!