Бич сновидений

Он слегка повел плечами, словно форменная куртка стала ему маловата, и тут же послышался приглушенный свист. Плазменный заряд врезался в землю. Песок спёкся в стекло, странная обтекаемая машина с отчаянно вращающимися моторами, прорвала эту хрупкую стеклянную корку, выставила на обозрение развороченный бок, из которого хлестала чёрная жидкость.

Прямой наводкой Арес прикончил и второй механизм, пытавшийся подобраться к оазису.

— Прощупывают оборону, — хмыкнул военный инженер.

Руф вздохнул:

— Вы же понимаете, что это не сможет продолжаться вечно. Они подгонят технику из других провинций. Вертолеты. Ракеты. Даже ваши колоссы не выдержат объединенного удара со всех сторон. Аресы рано или поздно расстреляют боекомплект.

— Снаряды закончатся, конечно, — в голосе Талоса ему послышалось нечто странное. — Но не битва. Аресы генерируют свои молнии из солнечной энергии. Так что в этой пустыне полностью разрядить их заряд — надо долго стараться. Здесь солнца много…

С этим не поспоришь. Навкратис купался в белом, раскаленном свете круглогодично.

— Кроме того, Гефест работает. — Талас смотрел на свой браслет-модуль.

«Гефест работает» было его вечным ответом на расспросы Руфа, Марона и представителей провинциального совета.

Гефест со своими шестирукими великанами, и вправду, работал. Их не отвлекали очередные обстрелы, летящие с неба ракеты и прочие незначительные детали окружающего. Они варили металл, тянули кабели, стучали вакуумными молотами, собирая какую-то конструкцию.

Бывший полицейский видел, как по периметру старой стены в небо поднимаются тонкие металлические штанги-прутья.

Браслет на руке Таласа завибрировал:

— Сейчас опять начнут.

Утром прилетела штурмовая авиация Александрии в попытке уничтожить хотя бы одного Ареса. Машины Полиса расстреляли три звена и больше самолеты в бой не бросали.

Пока не бросали.

В ход шли ракеты.

В этот раз все было также. Несколько хаотичных залпов, почти две сотни снарядов вылетели из-за красных скал, рухнули вниз.

Руф не видел, как оператор расчертил небо над городом бледно-зеленой сетью-картой, разделив его для Аресов на квадраты. Приближающихся снарядов его глаз тоже не отмечал, слишком быстро они летели.

А затем из разных частей оазиса раздались резкие глухие трели, словно работали гигантские швейные машинки — Аресы активировали модули противовоздушной обороны. Голубое небо расцвело множеством пушистых белых облачков, когда ракеты были перехвачены, не долетев до земли.

Затем до ушей Руфа донеслась череда запоздавшего грохота, и он моргнул.

Талос взглянул на свой браслет, нахмурился. Его пальцы быстро пробежали по светящимся символам на экране.

— Руф, вам лучше спуститься в убежище.

— Я бы хотел…

Он поймал взгляд инженера и завершил спор. Вернуться он всегда успеет. Над головой снова завыло и «застрекотало».

Но, прежде чем уйти, Руф успел заметить, как в горах на юго-западе расцвела череда алых взрывов. Аресы работали не только на защиту — били в ответ, по тем точкам, откуда велась стрельба по оазису.

Спуск в старинные катакомбы не занял много времени. Он находился неподалеку, возле старого концертного зала с потрескавшимися колоннами.

Когда-то, очень давно, Навкратис стоял на пересечении караванных путей. Здесь запасали еду, воду и тянулись через пустыню в Тивести, Борку, Абеше. Возвращались обратно тем же путем. Везли оружие, сельскохозяйственные орудия, шелк, шерсть, финики, масло, рабов.

Контролировать это прибыльное место пыталось то одно местное племя, то другое, пока не пришли армии Птолемея и не захватили его, построив здесь крепость.

С тех пор несколько веков Навкратис жил мирно и состоятельно. До настоящего времени. Выращивал финиковые пальмы на ярусных садах: ископаемые воды Александрийского водоносного слоя — крупнейшего из известных подземных источников — орошали плантации. Торговал. Предоставлял воинов для защиты караванов. И неспешно рыл подземные гроты, которые выводили за пределы оазиса, на случай внезапного нападения. Руф подозревал, что вся Александрия изрыта подобными тайными норами, где можно укрыться. Эти тоннели тянулись на километры. В юности Руф с приятелями часто лазал здесь. Бродил среди терракотовых колонн, поддерживающих покатые своды, пробирался через завалы камней, чтобы выйти в длинные тоннели, приводящие то в разграбленную погребальную камеру, то в храм, посвященный неведомому божеству, а то к черному неподвижному озеру.

Большинство из этих ходов были засыпаны, но часть осталась.

Пустыня кажется безжизненным местом, где нет ничего кроме песка. Но в пустыне люди всегда уходили под землю, рыли убежища и переходы, галереи, где в прохладе можно переждать самое жаркое время суток.

И теперь население оазиса тоже перешло под землю.

Едва он спустился по стертым ступеням на первый уровень катакомб: просторный, прохладный с высокими сводами и полустертыми рисунками, изображающими древние давно забытые праздники канувших в небытие фараонов — к нему устремились с неизбежными вопросами «Что происходит? Долго ли тут сидеть? Когда закончат обстрел?»