Биение жизни. Почему сердце – наш самый важный орган чувств

Я с облегчением увидел ярко освещенное здание клиники, которое вынырнуло из-за последнего поворота. Я как раз записывал в протокол скорой помощи актуальные показатели Якоба, как вдруг он на секунду открыл глаза. Огромные, голубые. Он смотрел на меня, как на человека с другой планеты. Пронзительно. Без выражения. Но так, будто хотел заглянуть в самую мою суть. Затем снова закрыл глаза. Это был первый раз после его рождения, когда световые лучи коснулись его глаз. В материнской утробе по большей части темно. Новорожденные видят мир расплывчатым и в серых тонах и способны различать лишь те предметы, которые находятся в непосредственной близи от них. Главное, что они умеют чувствовать кожей, слышать сердцем и распознавать голоса близких людей. И как бы банально это ни звучало, самое важное для новорожденного – то, чего глазами он не увидит. Якоб представлял собой Чувство в чистом виде. Это можно сравнить с состоянием глубокой медитации. Говорят, у младенцев чистое сердце. Я убежден, что под этим имеется в виду свобода мыслей, суждений и воспоминаний.

Природа сознания – одна из величайших загадок вселенной. Иногда, когда мы не находим однозначных ответов, было бы полезно вернуться к источнику. Туда, с чего все началось, к нашему зачатию, к первым ударам сердца, к рождению и первым дням жизни. Именно там я обнаружил нежно сияющий клад, который благодаря твердости своих аргументов способен выдержать многие дискуссии. Сердце способно синхронизироваться с самого начала, едва человек появился, и мы можем быть в буквальном смысле одним сердцем. А когда одно сердце знает другое, это оказывает непосредственное влияние на наше сознание. Даже если человек родился без головного мозга. Что-то по-настоящему знать – не верить, не думать, а именно знать – можно только сердцем.

В клинике Якоба встречают несколько детских медсестер и врачей. Прежде чем передать им маленького короля в позолоченной мантии, я в последний раз слушаю его сердце. Бу-Бумм, Бу-Бумм, Бу-Бумм…

Сердце в инкубаторе

Есть случаи, которые я буду помнить всю жизнь. К ним относится и Якоб. Однако моим самым маленьким пациентом был не он, а Мария. У меня на родине ее бы назвали «зябликом». Она родилась на 25-й неделе беременности и весила всего 580 граммов. Ее сердце издавало шум поезда в тоннеле. Шш-Шш-Шш-Шш – как локомотивы в старых фильмах про Шерлока Холмса или паровой двигатель моего друга по играм Йохана, с которым я в детстве прошел сквозь огонь, воду и медные трубы. Он был сыном врача и обладал этим восхитительным предметом, которым я тоже страстно желал завладеть. К сожалению, нам разрешалось играть в него лишь тогда, когда папы Йохана не было дома. «Двигатель опасен и может взорваться», – то и дело предостерегали нас. Я ничего не хотел в жизни так сильно, как иметь собственный паровой двигатель. Но он стоил более сотни немецких марок, то есть очень дорого. Даже бабушка не могла исполнить мое шикарное желание, зато она всегда придумывала, как меня отвлечь и направить мои мысли в иное русло. «Идем со мной, я тебе кое-что покажу. Опять зяблики». В курятнике она отодвигала тяжелый засов и позволяла мне прошмыгнуть мимо ее длинной юбки в таинственный мир золотисто-желтых перьев на двух ножках с оранжевым клювом. Маленькие комочки плотно жались друг к другу и пребывали в постоянном движении. Над ними сияло солнце согревающей лампы, чтобы они не зябли, то есть не мерзли. Терморегуляция новорожденных цыплят и людей очень хрупка. Им непременно нужно тепло – лучше всего, если это будет тепло матери. Как продвинутая «куриная мамочка», моя бабушка «высиживала» яйца в инкубаторе и обогревала вылупившихся птенцов под лампой.

Несколько десятилетий спустя передо мной в инкубаторе лежала крошка Мария. Ее должны были вот-вот прооперировать. Она казалась хрупким растением в парнике. У моего коллеги Юкселя, который собирался ассистировать мне во время операции, родились другие ассоциации. Ему эта картинка напомнила полбуханки хлеба, что очень возмутило одну студентку-медика в реанимации, пока она не заметила, что Юксель ее поддразнивает. Он был знаменит тем, что никогда не упускал случая пофлиртовать.

Перед операцией Юкселю захотелось сходить за кофе. У нас оставалось еще около 45 минут.

– Ты кофе будешь? – спросил он меня.

– Нет, спасибо.

Я подошел ближе к инкубатору и прошептал: «Бедный зяблик».