- Может тогда лучше без него? - осторожно спросил я.
- Ты мне поговори!
Мама сбегала к кладовке и вернулась с банкой китайской свинины и банкой самодельного салата из капусты и огурцов. Китайская тушенка в мерах безопасности не нуждалась, потому что находилась в жестяном корпусе, а вот салат получил обмотку из шарфа. Рюкзак был пересобран. Пока мама искала термос, я взвесил в руках то, что мне светило тащить до самой Крупяновки, и мысленно взвыл.
Потом взвыл в голос:
- Ма-ам! Куда я такую тяжесть?
- Ничего не тяжело! - крикнула из кухни мама. - Вы два дня будете в походе!
Я поворошил рюкзачное нутро и наткнулся на пакет с перловкой, зашуршавшей в пальцах.
- А перловку зачем?
- Знаешь, какая каша на костре получается?
- Мы не будем костер разжигать!
- Будете, - заявила мама. - Что я, тебя не знаю что ли? Или Мишку твоего? Кстати, возьмешь маленькую кастрюльку.
- Что-о?
- И сделай из проволоки ручку для нее. Повесите на рогатину, перловку с тушенкой сварите.
- Ма-ам!
Уговоры и мой псих были бесполезны. В результате я сделал ручку и получил кастрюлю прибавком ко всему набору, что уже ждал меня в рюкзаке. В термос был залит горячий сладкий чай. В обкладке из газет и полотенца гэдээровский сосуд поместился у горловины. Мама затянула шнурок.
Ты готов, Вова!
Увидев меня утром, Мишка несколько прибалдел. Мы встретились у старого деревянного моста, что был уже непроезжий, но для пешеходов вроде еще годился. Мост вел в Людовиновку и в Кармановку, которая находилась выше по течению Зыи. Светило раннее, заспанное солнце. Мишка обошел меня кругом. Я с пухлым рюкзаком, навьюченный мамой как в последний поход, явно представлял собой нечто диковинное и ни разу не виданное.
- Ну, Вован, нет слов, - только и сказал Мишка.
Рюкзака у него не было, только спортивная сумка с длинными лямками, которую легко повесить на плечо. Все, что там, похоже, уместилось, это трусы да майка. Ну, может, еще бутылка лимонада.
- Мой рюкзак нести будем по очереди, - сказал я.
Мишка оценил угрожающий тон моего голоса.
- Без проблем. Час - и меняемся, - сказал он. - С моей стороны тоже не все гладко.
- В смысле?
Мишка наклонился к моему уху.
- Дядя Ваня все же пойдет с нами, - проговорил он, словно передавая пароль.
- И где он? - спросил я, оглядываясь.
- Во-он, - кивнул Мишка, на застывшую на середине моста фигуру.
- А ему-то чего в Крупяновку?
На мой вопрос последовало пожатие плечами.
Мы пошли. Дерево моста поскрипывало под ногами. В щели между досками, в разошедшиеся стыки пролетов, сквозь балки и перекрытия было видно, как под нами, метрах в трех, темным потоком бежит вода. Щели казались большими. Неверный шаг - и ага. Хотя мне с моим рюкзаком провалиться, пожалуй, было невозможно, а вот застрять - только в путь. Ручка кастрюли упиралась под лопатку.
Дядя Ваня, несмотря на погоду, был в ватнике. Серые штаны, кирзовые сапоги, кепка. Из всего снаряжения при нем имелась лишь палка, приспособленная для ходьбы. Получалось, что в нашей небольшой группе экипирован по-походному был только я.
Как дурак.
- О, Вовыч, - дядя Ваня отлип от шатких перил и пожал мне руку, как взрослому, - куда собрался?
- С вами, - хмуро ответил я.
- Мы ж по деревням.
- Это все мама.
Дядя Ваня потер нос рукавом ватника.
- Мама - это святое. - Он улыбнулся железнозубым ртом и подмигнул. - Ну, что, щеглы, в полет?
- В полет! - ответил Мишка.
Мост быстро кончился. Началась грунтовка, поросшая по обочинам репейником и иван-чаем. Я поддернул рюкзак.
- Не тяжело, Вовыч? - поинтересовался дядя Ваня.
Он вышагивал, чуть кособочась, палка вылетала вперед, вонзаясь в гравий.
- Мишка скоро сменит, - выдохнул я.
- Чего там тебе наложили?
- Тушенка, перловка, сухари, салат, бутерброды. Белье.
- Так это… - дядя Ваня похлопал меня по рюкзаку. - Может, облегчим груз?
- Как облегчим? - спросил я.
- На бутерброды, Вовыч. Схарчим на свежем воздухе. В ознаменование, так сказать, начала путешествия. Миха, ты как?
Мишка пожал плечами.
- Так-то легче будет. В себе лучше, чем на себе.
- Ну, Вовыч, расчехляй! - скомандовал дядя Ваня.
Я есть не хотел, но за компанию бутерброд из куска батона, намазанного маслом, и отреза вареной колбасы ушел влет. Мы отступили с дороги, чтобы проехал трактор. Трактор вез пустой прицеп. Деревянные борта страшно гремели. Дядя Ваня не удержался и стукнул по прицепу палкой. Еще и припечатал тракториста крепким словцом.
- Тарахтелка!
Дальше нам встретились крупная женщина в телеге, которую везла меланхоличная лошадь, и троица деревенских мальчишек лет двенадцати, спешащих к Зые с удочками. Догонял их белобрысый шкет лет шести с эмалированным ведром, раскрасневшийся, но упорный. Сандалии шлепали по обочине.
Дядя Ваня, доев бутерброд, вытер пальцы о штаны.
- Да, - сказал он, вздохнув, - как в детстве.
Взгляд его ушел в небо. Я тоже вздернул голову. Небо выгибалось, протаивало слоями, обнаруживая удивительную глубину. Низко висело солнце, далекое и словно прохладное. Мишка, посмотрев на нас, пошел вперед.
- Нам надо торопиться! - крикнул он.
- И куда же? - спросил дядя Ваня.