Попав в комнату, Анна Анисимовна опять с любопытством осмотрелась. Перво-наперво приметила, что окошко комнаты глядит на ее избу. Неторопливо окинула взглядом вытянувшиеся вдоль обеих стен раскладушки, квадратный старый стол, прижавшийся к подоконнику, на котором лежали кипы книг и тетрадей, духи в коробке с алой кисточкой, стеклянный графин с черемуховыми ветками. Анна Анисимовна потянула носом, стараясь уловить сквозь заполнивший комнату терпкий аромат черемухи сигаретный запах. Не уловила. И пепельницы с окурками не увидела. Успела рассмотреть будильник между книжными стопками и пластмассовый репродуктор, висевший на стене над столом. «Неважно живут учительши, — сделала заключение. — Хоть бы стол-то порядочный поставили, а то уж ножки разошлись, упадет скоро».
Настя стояла у двери, прижавшись к косяку, хмурила подчерненные, вразлет, брови.
— Молочка я тебе свеженького, парного принесла, — сказала Анна Анисимовна, обернувшись к ней. — Куда поставить?
Не дожидаясь ответа, поставила бидончик на стол, рядом с графином. Потом села на табуретку, неторопливо развязала платок.
— Ты чё молчишь-то? — спросила Настю. — Обижаешься, что тогда, в огороде, тебя отругала? Дак ить я от расстройства… Вот тебя, к примеру, зачнут из школы гнать, тоже небось рассердишься?
Настя опять не ответила. Анну Анисимовну это не смутило. Посидев еще с минуту, она перешла к вопросу, особенно волновавшему ее.
— Посоветоваться с тобой надобно, доченька. Огород у меня отымают, сама ты видела, сёдня из Гарей председатель приезжал. Грозился вовсе лишить меня землицы. А как без нее жить-то буду? И картошку уж я посадила, и огурчики. Председатель-то чё тебе сказал, когда вместе на легковушке катались?
— Говорил, что оставят вам десять соток, — подала наконец голос Настя.
— Думаешь, много это? — сразу забеспокоилась Анна Анисимовна. — Чё я на эдакой крохе ростить-то буду?
— Ничего я не думаю, — сказала Настя безразличным тоном. — У меня своя жизнь, у вас — своя. Не нуждаюсь в чужой картошке и огурцах…
— Во, во, — подхватила Анна Анисимовна, приободрившись. — Поговори, Настасья, в правленьи, пущай огород школе в другом месте отведут. Земли в колхозе уйма. Конечно, я могу на кого следует и в суд подать, ежели станут в мой огород врываться. Законы на моей стороне. Но ты поговори, поговори с председателем. Чай, тихо-мирно все уладим. А уж я тебя и твоих ребятишек завсегда огурчиками угощу. И учить буду, как их садить, растить да убирать.
Настя отошла от двери, начала поправлять подушки и одеяла на раскладушках, которые издавали скрип при каждом ее движении.
— Ладно, поговорю, — сказала неуверенно, не глядя на Анну Анисимовну.
— Засиделась я, пойду, — Анна Анисимовна поднялась с табуретки расслабленная, спокойная. — А ты, Настасья, поешь, поешь молочка. За бидончиком завтра зайду. Выпьешь это, ишо принесу.
Уходя, опять наказывала:
— Ты уж про огород не забудь. Съезди в правленье, растолкуй тама что к чему.
Но, видимо, не поехала Настя в колхозное правление, не встретилась с председателем Соловаровым. Несмотря на все ожидания Анны Анисимовны, голубая «Волга» у школьных ворот не показывалась.
Через несколько дней на пригорок поднялась серая лошадка с репьями в спутанной гриве, волоча за собой тяжело нагруженную телегу. На ней плотно были уложены очищенные от сучков, вырубленные по размеру сосновые жерди, а поверх них — остро обтесанные крепкие колья. За возом шли с топорами на плечах несколько мужиков. А чуть поодаль трясся верхом на Буяне бригадир Байдин. Лицо у него сияло, рот был растянут до ушей.
— Наша взяла! — крикнул он с ходу, давясь словами, выбежавшей из избы Анне Анисимовне. — Сдался Соловаров. Кажись, подействовало на него, как ты тогда его пробрала. Половина огорода твоя, Анна!
Герасимова отнюдь не подпрыгнула от радости, как того, наверное, ждал Федор Семенович.
— Значится, только половина? — осадила бригадира разгневанным взглядом. — А я, Семеныч, ни одной сотки не желаю уступать!
Метнулась к плотникам, которые уже носили в огород жерди, отмерив на глазок середину его, выдохнула запаленно:
— Зря только силы тратите. Топорик и у меня имеется, вчерась в кузне наточила… В щепку разнесу всю вашу… городьбу!..
— Перестань дурить, Анна! — сердито крикнул Федор Семенович, вывалившись из седла. — Я, может, из-за твоего огорода разнесчастного ночами в поту просыпался, мыслил, как бы тебя не обделить? Может, неприятности большие от Соловарова имел? А ты опозорить меня надумала?!
Анна Анисимовна притихла, медленно и печально, как больная, отошла от плотников. Бессильно махнула рукой:
— Делайте, что хотите…
И, опустив голову, побрела к воротам.
Федор Семенович догнал ее, смущенный, покладистый:
— Ты не кручинься, Анна. Не обделим тебя, отмерим земли побольше. И грядки целиком на твоей стороне оставим. Так и быть, пойду на риск. А вообще-то никто и не станет замерять…
Бригадир повернулся к плотникам, дал команду:
— Мужики, перетащите жерди в сторону школы шагов на пяток!
— Вытворяйте, что хотите, — повторила Анна Анисимовна. — Ваша воля…