Билет на вчерашний трамвай

Лидия Раевская

Билет на вчерашний трамвай

Пролог

Если жизнь активно предлагает тебе откушать хорошую порцию дерьма, ты, конечно, можешь её и сожрать. С голодухи-то. Или по привычке. А можешь отказаться и поистязать себя голодом. Пока не найдёшь то, что по крайней мере не воняет.

И если ты постоянно покорно заглатываешь странную коричневую субстанцию, не надо винить в этом судьбу и плохую карму, доставшуюся тебе в наследство от дедушки-негодяя, который пиратствовал в Карибском море и вешал на рее пленников.

Просто устрой себе разгрузочный день.

Или год.

Или даже больше.

И внимательно следи, что ты кладёшь себе в рот.

Чтобы потом не удивляться странному дурному послевкусию.

Часть 1

Не плачь, Алиса

«Не плачь, Алиса-а-а-а,

ты стала взрослой,

праздник наступил, и тебе уже шешнадцать ле-е-ет…»

Радио поёт, и я пою.

Шаляпинским таким басом. Это я умею. Глотка у меня лужёная. А вообще-то я мало что умею. Путного, имеется в виду.

В общем, пою и орудую шваброй, выгребая из-под дивана поочерёдно две карамельки, резиновую курицу, обгрызанную сушку и идиотскую детскую книжку «Марина и машина».

Хорошо Алисе. (Ну, хоть кому-то хорошо. И то дело.)

Праздник у неё наступил… (У меня тоже. День половой тряпки. Алиса, я в тебе чую родственную душу.)

Взрослой она стала… (Ну, это у всех по-разному бывает, детка. У кого-то День половой тряпки, у кого-то — День половой жизни.)

А я — не Алиса, и с праздником меня явно прокатили, и лет мне двадцать, но последние два месяца я почему-то ощущаю себя подозрительно взрослой, и с половой жизнью это никак не связано?

Роковое предчувствие? Интуиция?

А вот и нет. Все гораздо прозаичнее. Только песен об этом никто и никогда не напишет.

От меня муж ушёл. Сдриснул, господи прости. Как водится, по большой любви. Не ко мне, само собой.

А мне оставил на память двухлетнего сына. Единственное, что не забрал. Наверное, учёл, что сей предмет принадлежит ему только наполовину и требует пропитания, памперсов и всего прочего дорогостоящего.

Муж — он ведь не дурак, его не в сарае пальцем делали. Ему-то всяко виднее.

Вот и остались мы с Андрюшкой вдвоём.

Прям какой-то терем-теремок, блин.

«Терем-теремок, кто в тереме живёт?»

«Я, Ксюшка-квакушка, Андрюшка-мусор-с-пола-пожирушка (шлёп по рукам), и больше никого. Что надо? Ничего? Ну и шагай себе дальше, по тихой грусти!»

И что это я такая нервная стала вдруг? Ну, с кем не бывает-то? Ну, ушёл он…

«И пусть кана-а-ает!»

Ага. А все равно обидно.

«… И стучит в окно взрослой жизни первый твой рассвет!» — радостно и многообещающе допело радио и было выключено моей недрогнувшей рукой.

Издевательство в чистом виде. Над бедной моей душонкой.

— Где папа? — завёл привычную шарманку Дюша.

— В пиз… В командировке папа, — так же привычно начала, привычно осеклась и привычно закончила мама.

Теперь — мама-одиночка.

— Где? — не унимался сын. Что поделаешь — он очень любопытен для своих двух лет. Неровен час, в меня пошёл. Тьфу-тьфу-тьфу, боже упаси.

— Да хрен его знает где. В далёкой-далёкой командировке. Там, где медведи живут, котики морские, снежные человеки и, надеюсь, людоеды.

Отвечаю на автомате, а сама думы думаю. Все это, конечно, хорошо. Вернее, все это очень нехорошо, но ещё хуже то, что жить нам на что-то надо, а папа наш томатным спонсором быть не пожелал.

Работа нужна. Срочно. Работа-работа-работа. А что я умею?

Умею я мало чего, если честно. Первое: могу языком молоть без перерыва. Только кому это надо? Пою вот ещё. Басом шаляпинским. Это многих нервирует. Денег мне за это не дадут, я прям чувствую. Что ещё? Последний год работаю в детской театральной студии художественным руководителем. За шестьсот девяносто пять рублей в месяц. Это три килограмма колбасы. А ещё работала в магазине когда-то. Апельсины-мандарины продавала.

И ананас.

О, этот ананас… (закатываю глаза и пускаю скупую слезу). Он был один, этот ананас. Красивый такой. Шершавый. Я его от пыли тряпкой протирала иногда. Ананас покупали каждый день. По нескольку раз. И всегда дарили мне. А я смущённо улыбалась, напускала в глаза грусти и нечаянной радости и ставила его обратно на полку. И продавала через пять минут заново. Ананас этот в прямом смысле меня кормил. Что там зарплата, которую я всегда получала лишь наполовину из-за постоянных недостач в своём овощном отделе…

Ананас — вот это мощь. Вот это — сила.

Но какая-то определённо отвратительная тётка однажды купила его насовсем. На кой ей сдался мой ананас? Лучше б шапку новую себе купила.

Я проводила её полным тоски взглядом. Суровый директор магазина дядя Рамиз больше не привезёт мне чудо-фрукт. По крайней мере, в ближайшие пару месяцев. Это означало крах моего ананасного бизнеса.

А теперь в магазин я пойти работать не могу. Потому что пришла пора отдавать Андрюшу в ясли. Отводить его туда к восьми утра и забирать после обеда, в час дня. Ну, по первости-то. И он там наверняка разживётся свинкой, краснухой, ветрянкой и прочей эпидерсией. А продавец, который работает четыре часа в день и с большими перерывами, никому не нужен.