Билет на вчерашний трамвай

Мы в очередь на эти ясли записались, когда Андрей ещё в пелёнках лежал и пузыри слюнявые пускал. Я пришла к заведующей сим детским дошкольным учреждением спустя два года, морально готовая к тому, что меня сейчас будут ненавязчиво разводить на взятку. Которой у меня не было. И взять было неоткуда. Поэтому, вместо взятки, я потащила на переговоры свою маму.

Мама — это лучшее средство борьбы против взяточников. Мама — это женщина со взглядом сироты и темпераментом гренадера.

Мама — это очень мощное психическое оружие.

В яслях стоял щемящий душу запах рассольника и «ёжиков». Мы с мамой прошли по рыжему потёртому линолеуму в кабинет заведующей. Выражение обречённости на наших лицах было частью дьявольского плана.

Заведующая восседала за большим столом, перебирая ворох каких-то бумаг, и на нас внимания не обратила.

— Здравствуйте… — проблеяла я и пихнула маму ногой.

— Дорогая Марина Васильевна, — завела мама жалостливую песнь, — мы вам мальчика в ясельки привести хотели… Он послушненький, умненький, только вот без отца растёт, сиротинка…

Заведующая подняла глаза от бумаг и стала с интересом слушать мамин плач Ярославны.

— Нету отца теперь у Андрюши, Марина Васильевна, ушёл он… Сами, поди, знаете, какие мужики козлы бывают! Ушёл к бабе чужой, мальчику психику покалечил… Вы б послушали, Марина Васильевна, голубушка моя, как ребёнок бедный по ночам плачет и папу своего зовёт-зовёт… А не идёт к нему папа, чтоб ему здоровья-то прибавилось… И денег у нас в обрез, с маленьким ребёнком Ксению ни на одну приличную работу не берут, сами понимаете. Еле концы с концами сводим…

Тут я всерьёз испугалась, что мама перегнёт палку и начнёт рассказывать, что мы живём в шалаше на улице и питаемся отбросами. Мама — она такая. Она меры не знает.

— Бросил мальчика, жену-красавицу, хозяйку рукодельную… — тут мама меня пнула. Я выдавила мученическую улыбку и втянула живот. На красавицу я все равно не тянула, но сделала все возможное, чтоб Марина Васильевна прониклась. И она прониклась.

— Понятно. Фамилия мальчика? Я встрепенулась:

— Фролов. Андрей Фролов.

— Полных лет сколько?

— Два года.

— На горшок ходит?

— Да, с полутора лет приучили.

— Соска?

— Давно забыл.

— Понятно… — Она снова уткнулась в свои бумаги. Я пожала плечами и опять пнула своё мощное оружие.

— Возьмёте мальчишечку, Мариночка Васильевна? — заскулила мама.

— Возьмём, — не глядя на нас, ответила заведующая и вдруг спросила: — А чем вы можете помочь детскому саду?

Ага. Вот оно. Чем я могу помочь? Песнопениями басом? Вряд ли. А денег нет. Вернее, есть, но совсем немножко. И если я сейчас отдам их Марине Васильевне — мы с Дюшесом пойдём побираться по вагонам метро.

Мама открыла рот, чтобы завести песню про голодного внучка, но я её опередила:

— Вы скажите прямо, что нужно. Я ж намёки плохо понимаю. От меня потому и муж ушёл. Что, например, дарят садику другие родители?

Марина Васильевна улыбнулась улыбкой клоуна из кошмарного фильма «Оно».

— Понимаете, э-э-э…

— Ксения Вячеславовна, — подсказала я.

— Ксения Вячеславовна, — продолжила заведующая, — мы будем рады любой помощи. Вот, например, одни родители подарили садику телевизор, другие — итальянские карнизы для штор, ещё кто-то…

Ага, а ещё золотой рудник, нефтяную скважину и остров в Тихом океане. Щас тебе.

Я невежливо перебила корыстную женщину с мещанскими замашками:

— Три мешка бриллиантов не пожертвую, честное слово. Карнизов у меня нет. А телевизор не отдам, это последняя память о муже. У меня вообще ничего нет, если совсем уж откровенно. Но я могу принести пять мешков игрушек. В хорошем состоянии. И десять пачек бумаги для принтера, если она вам нужна. Больше у меня ничего нет. Правда.

И я посмотрела ей в глаза. Долгим, пронзительным таким взглядом. Это я умею. И даже неплохо.

Марина Васильевна несколько секунд изучала меня, как анализ кала в микроскоп, потом оценила взглядом рыночную стоимость моей одежды и вздохнула:

— Ладно. Приводите ребёнка в понедельник, в пятую группу, к половине восьмого утра. До свиданья.

Я пнула маму в третий раз, мы хором завыли: «До свида-а-ания, Марина Васильна-а-а» — и, путаясь в коридорах, вышли на улицу.

Щёлкнув зажигалкой, я поднесла язычок пламени к маминой сигарете, потом к своей. Выпустила струйку дыма и, по-птичьи склонив голову, уставилась на родительницу.

— Ну, что? Все нормально? — встрепенулась она.

— Угу. Спасибо тебе.

— Ты мне не спасибо говори. Ты ответь лучше, когда наконец на нормальную работу устроишься. Мы же с папой не миллионеры. Андрюшку-то ещё ладно, вытянем… А ты давай или работу себе ищи, или мужика богатого.

Сигарета вдруг загорчила, и я, не выкурив и половины, затушила её об угол детсадовского здания. Мужика богатого. Хорошо звучит!