Билет на вчерашний трамвай

Зачем я сюда пришла? Чтобы не сидеть дома? Чтобы пропустить очередной традиционный сеанс пятничной жалости к самой себе? Думала, так будет лучше? Странно. А почему ты так думала? Ты не знаешь Сашу Толстого, Алекса и Войновского? Рассчитывала, что тут будут читать Шекспира в оригинале и Ахматову? Нет. Тогда зачем поехала? Невыносимо же смотреть, как молодые, крепкие и неглупые, очень неглупые ребята настолько на себя плюют.

Алекс. Золотой человечек. Светлая голова и огромное доброе сердце. Алекс никогда не откажет в помощи, в чем бы она ни заключалась. Позвони ему ночью, скажи: «Алекс, приезжай щас в Тулу, забери меня с вокзала, я тут непонятно с какого перепугу валяюсь на лавочке», — и он приедет. Не спрашивая ничего.

Пьет.

Сашка Толстый. Балагур и весельчак. Душа компании. Фантазер и авантюрист.

Пьет.

Генри…

Я посмотрела на него и закусила губу. Он совершенно не вписывался в эту компанию. Высокий лоб, умные карие глаза и хорошо поставленная речь выдавали неординарного человека. Эрудита. Начитанного. Воспитанного. Что он тут делает?

Пьет.

И я вдруг поднялась с колченогого стула, подошла к Генри, твердо взяла его за руку, держащую рюмку.

— Тебе хватит.

И тут же спохватилась: не все ли мне равно? Пусть пьет. Я его второй раз в жизни вижу. Почему не подошла, например, к Сашке или к Войновскому? Почему именно к Генри? Не знаю.

— Это последняя. Я больше не буду.

Странно. Почему он не сказал: «Отвали, ты мне кто такая?» Я бы так и ответила. На его месте.

Я сделала шаг назад и снова села на стул. Повернув голову влево, наткнулась взглядом на Сашку.

— Что? — спрашиваю с вызовом.

— Ничего. Понравился?

Я фыркнула:

— Не-а. Просто не могу смотреть, как такой мальчишка пьет. Сама же мать. Сколько ему вообще?

Сашка задумался.

— Щас скажу. Так, он младше меня на два… Нет, на три… Или на два… В общем, ему щас двадцать три.

Двадцать три. Ребенок еще совсем. Зачем я сюда приехала? Только настроение себе испортила.

Снова наклонилась к Сашке, спрашиваю шепотом:

— Слушай, а Генри — это имя у него такое?

Тот улыбнулся во весь рот.

— А еще врет, что не понравился… Нет, это погоняло. А зовут его Димоном.

— Иди в пень… А почему тогда Генри?

— Да вроде бы дед у него то ли генералом, то ли маршалом каким-то был, не помню. В общем, сначала его все называли Генералом, а потом как-то сократилось до Генри.

— Генерал, говоришь… Заметно.

— Что заметно?

— Да ничего. Ты о генетике что знаешь?

— Слушай, Ксюх, ты сюда зачем пришла?

— Веришь, сама не знаю.

— Лучше б не приходила.

Я поднялась со стула, отряхнула пальто и громко сказала:

— Ладно, я пойду. Меня до такси кто-нибудь проводит?

И почему-то посмотрела на Генри.

Он еле заметно улыбнулся, подошел ко мне.

— Пойдем, провожу.

Я покраснела, но кивнула.

— Идем.

Мы вышли на улицу.

— Ксюш… — вдруг подал голос провожатый, — а можно к тебе?

— Нельзя, — отрезала я и возмутилась, — ты что, оборзел? Ты ж вон в сопли уже! На кой ты мне нужен? Я вообще тебя знать не знаю.

Генри опустил голову.

— Обратно я все равно не пойду. А дома скучно.

— Ты один живешь, что ли?

— Давно уже. Сестра замуж вышла и уехала к мужу. А мать в Теплом Стане живет, с бабушкой. Хату мне оставила.

Мы дошли до дороги, и я подняла руку, пытаясь поймать такси.

— Дим, давай ты не будешь давить на жалость. У меня жалелка давно кончилась. Только для себя, любимой, осталось немножко.

Генри улыбнулся, и я отметила, что у него очень симпатичная улыбка. Какая-то детская, обезоруживающая. Но тут же посмотрела на него другими глазами: пьяный парень, напрашивающийся в гости, мне сейчас совершенно не нужен. И улыбка эта ему не поможет.

— Откуда ты знаешь мое настоящее имя?

Возле меня притормозил автомобиль, и я, приоткрыв дверцу, бросила водителю:

— На Бестужевых, полтинник.

— Садись.

Потом повернулась Генри и улыбнулась в ответ:

— Навожу справки о внуке генерала. Счастливо, Генри.

— Эй, а телефончик? — уже вдогонку раздался вопрос.

— У Лельки возьмешь. Удачи.

Машина тронулась. Я наклонилась и посмотрела в зеркало дальнего вида: на остановке стоял, глядя мне вслед, генеральский внук Дима-Генри.

Посмотрела и снова широко улыбнулась.

Просто так. Без причины.

Потому что захотелось.

Дед Мороз

— Алло, привет! Ты че такая гундосая?

— Привет. Болею я. Чего хотел?

— Дай посмотреть че-нить стремное, а? Какую-нибудь кровавую резню бензопилой, чтоб кишки во все стороны и мертвые ниггеры повсюду.

— Заходи. Сейчас рожу мою увидишь — у тебя желание стремные фильмы смотреть на раз отшибет.

— Все так сугубо?

— Еще хуже. Пойдешь ко мне — захвати священника. Я перед смертью исповедоваться хочу.

— Мне исповедуешься. Все, иду уже.

— Э… Захвати мне по дороге сока яблочного и яду крысиного. И того, и другого — по литру.

— По три. Для верности. Все, отбой.

Я болею раз в год. Точно под Новый год. Все начинается с бронхита, который переходит в пневмонию, и я лежу две недели овощем, мечтая умереть.

Лежу и представляю, как это будет…