Билет на вчерашний трамвай

— Привет, Натали! Давно тебя не видела. Как сама, как детишки?

Наташка подошла ближе:

— Да все нормально. Мелкие сейчас в Краснодаре, у моей бабушки, а я дома отдыхаю.

— Работаешь?

— Не-а. Рустам не разрешает. Хотя сам, придурок, три копейки домой приносит. Хорошо ещё, мать моя бабла подкидывает.

Наташка была самой тихой и самой скромной девочкой в нашем классе. По-моему, её даже к доске никогда не вызывали. Потому что Наташка моментально краснела и начинала что-то тихо шептать себе под нос. Когда на неё обращал внимание больше чем один человек, она сразу же теряла дар речи. Эту Наташкину особенность знали все, и никто над ней не издевался. Даже учителя относились с пониманием. Сразу после школы она выскочила замуж и родила одного за другим двоих детишек. Мальчика и девочку. Когда я ещё жила с родителями, мы с Наташкой частенько вместе гуляли с детьми, а потом наши дороги разбежались.

От общих знакомых я слышала краем уха, что Рустам, Наташкин муж, торгует наркотой у нас в районе. Спрашивать об этом подругу мне совершенно не хотелось. И тем не менее я спросила:

— А что, Рустам ещё и работает?

Наташка кинула на меня быстрый взгляд и тихо ответила:

— Денег всегда не хватает. Я вскинула брови:

— А что, его… э-э… бизнес разве дохода не приносит? Бывшая одноклассница залилась краской и опустила глаза:

— Какой там бизнес, Ксень? Мы с ним оба давно торчим. Хватает только самим на дозу. А у нас ещё дети растут, их кормить нужно.

Я посмотрела на Наташку с ужасом:

— Ефремова, как ты могла? Такая девка была…

— А что я? — фыркнула Наташка. — Твой муженёк тоже хорош…

Я вытянулась в струну.

— В смысле?

— Ой, а то ты не знаешь… Думаешь, у кого он белый берет? Я вся как-то сразу сдулась и опустила голову. Ефремова

погладила меня по плечу.

— Ксень, ты что? Не знала? Я скинула её руку.

— Знала. Но вот что он у тебя берет… Наташка засмеялась.

— Тоже мне, секрет какой! Да у нас с Рустамом весь район отоваривается!

Я посмотрела на неё тяжёлым взглядом.

— А ментов не боишься? Смех оборвался.

— А это не мои проблемы. У Рустама свои завязки есть. Я помолчала, а потом спросила:

— Слушай… А Генри… Он часто к тебе заходит?

— Каждый день.

И все вокруг вдруг закружилось и завертелось… В голове эхом отдавался Наташкин голос: «Каждый день»… «Каждый день»…

— Эй, ты чего?! Зависла, что ли?

Я потрясла головой и посмотрела на Ефремову.

— Ничего. Я пойду, ладно? Увидишь Генри — ничего ему про наш разговор не рассказывай, поняла?

— Угу. Ты это… Звони там, если что. Меня передёрнуло.

— Это вряд ли. Ну, счастливо.

— Дима, Дима, Димочка… — Я плакала и не стеснялась. — Димка, ты что творишь, а? Ты что?

Генри угрюмо сидел на диване, не поднимая глаз.

— Ты понимаешь, что я уже ничего не могу сделать? Ничего!

— Ничего не надо делать. У меня все под контролем. Я вытерла слезы подолом халата и села рядом.

— Контроль? Какой контроль, а? Ты ж уже не человек, Димка… Ты… Ты торчок. Конченый.

— Я не торч! — вдруг завопил он так, что я отпрянула. — Ты торчей видела когда-нибудь? Торчи, Ксюша, это те, кто в помойке около двадцатой больницы роются и использованные баяны оттуда достают! Торчи — это те, кто порошок в талой воде разводят, а иглу тупую о ступеньку затачивают! Вот это — торчи! А я, я нормальный, поняла? У меня все своё! Баян свой, ложка своя, даже пузырёк — и то свой! Какой я торч?!

«Генри, а ты помнишь, как однажды семилетний Дюшка пришёл из школы в слезах и рассказал, что его избил пятиклассник? Избил и приказал принести на следующий день в школу диск с компьютерной игрой? Я стала возмущаться, хотела позвонить директору, а ты тогда коротко ответил: «Сами разберёмся», и отобрал у меня телефонную трубку… А на следующее утро пошёл вместе с Андрюшкой в школу, чтобы отловить того пятиклассника. И ты его отловил. И, схватив за шиворот, сказал, что это он тебе теперь должен диск с игрой, и ещё по пятьдесят рублей, каждую пятницу… Ты тогда так напугал того мальчишку, что через неделю он перевёлся в другую школу… А помнишь, как наш Дюша подцепил в лесу клеща? Ты его первый нашёл у Дюшки в голове и потащил ребёнка в поликлинику. Мы пришли уже к самому закрытию, и нас не хотели принимать, а ты ворвался в кабинет врача, что-то ему сказал, и нас сразу приняли… А ещё ты заставил доктора позвонить в Солнечногорск и узнать, не было ли там случаев заболеваний энцефалитом, а потом неделю мерил Андрюшке температуру и жутко боялся, что он заболеет… А свадьбу нашу помнишь? Я приехала к ЗАГСу позже тебя и увидела твоё пальто ещё из машины. Ты обернулся на звук мотора, а я уже дёргала ручку дверцы, чтобы поскорее выйти и подбежать к тебе, наплевав на лужи и высокие каблуки. Ты сжимал моё лицо в ладонях и целовал куда попало, а мне впервые в жизни было не жаль праздничного макияжа и тщательно уложенной сложной причёски… Ты помнишь, Дима? Помнишь?!» Он ничего не помнил… Я смотрела на него и не видела. Я плакала и не чувствовала слез. Я теряла его и ничего не могла сделать… Я умирала вместе с ним.

«Дай мне шанс»

Через месяц мы с Димкой развелись.