Билет на вчерашний трамвай

— Вон! Вон отсюда, скотина! Вон, наркоман сраный! Ты… Ты сдурел, что ли?! Ты… Ты что творишь, а? Да я тебя… Я ж тебя… — Я визжала как поросёнок, я била его по лицу, царапала ногтями, я стучала его ложкой по голове и топала ногами. — Я убью тебя, тварь такая! Ты же сдохнешь, идиот! Я для чего тебя с того света вытаскивала, а? Чтобы ты сам туда полез, причём с радостью? На себя тебе плевать, так хоть бы меня пожалел, сволочь! Вон отсюда!

Димка выскочил из ванной и бросился в комнату. Я вылетела за ним.

— Быстро одевайся! Быстро! И чтобы духу твоего здесь не было! У меня ребёнок дома! А ты сюда заразу таскать мне будешь, гад?

Генри быстро напяливал джинсы и свитер, а я все не могла остановиться:

— Знаешь, сколько бабла я угробила на твоё лечение? Знаешь, сколько нервов потратила? Для чего? Зачем? Знала бы, что ты такой мудак, — пальцем бы не шевельнула! Пил бы свой «иммунал», пока не подох бы от пневмонии! Сволочь! Ненавижу!

— А я не просил тебя вытаскивать меня, ясно? Сама в больницу отвезла, сама к Марчелу отвела… Я тебя не заставлял!

Я опешила от такой откровенной наглости, а потом заорала с утроенной силой:

— Что?! А кто у меня в ногах валялся, кто ныл: «Ксюша, я не хочу умирать»? Кто? Агния Барто, блин?! Да я сама чуть в клинику неврозов не загремела по тихой грусти! И все из-за тебя!

— И ничего я не валялся!

— Валялся! Ещё как валялся!

— И что ты от меня хочешь? Чтобы я тебе спасибо сказал? Спасибо, Ксеня, ты мне очень помогла. Теперь всё?

Я подавилась словами и стала хватать ртом воздух. А потом рухнула в кресло, прижала руки к груди и простонала:

— Ты же умрёшь, придурок… Рано или поздно — умрёшь ведь…

Генри уже застёгивал «молнию» на куртке.

— Да с чего ты взяла, что я наркоман? Баян нашла? И что? Ты меня, между прочим, от бухары закодировала. И что мне делать? Я полгода уже не пью! Мне нужно как-то расслабляться или нет? Подумаешь, попробовал разочек!

— Дима, с разочка все и начинается…

— Ты меня учить будешь? Я сказал, что только попробовал, — и всё. Больше не собираюсь!

— Я тебя нашла в ванной, на полу… Без сознания… А если б меня рядом не было, а?

— Ну и что? Проперделся бы и встал сам.

— Дима, это был передоз?

— Дура ты, — ответил Генри уже из прихожей. — Ты ещё передоза никогда не видала.

— А ты видал?! — крикнула я ему вдогонку, но он уже хлопнул дверью.

Я закрыла лицо руками, посидела так с полчаса, потом прошла на кухню и выгребла дрожащими руками все лекарства из аптечки.

Валерьянка кончилась.

Зато не кончилась водка.

Достав из холодильника початую бутылку, я присосалась к бутылочному горлу и сделала два больших глотка, после чего закашлялась и сложилась пополам.

Я стояла на полу, на коленях.

Жалкая, потная, зарёванная, слюнявая…

И ревела белугой.

Рассказать о том, что сейчас произошло, я не могла никому. А это значит, что мне опять придётся плыть против течения и переть напролом. Одной.

На следующий день я позвонила Димкиной маме.

— Мам, ты мне очень нужна. Можешь приехать?

— Дочка, что случилось? Я по голосу слышу…

— Мам… Я не знаю, как тебе сказать… Я… В общем, это не по телефону. Ты приедешь?

— Только на следующей неделе. Ксень, не тяни нервы: говори, что случилось?

Я собралась с силами и выдохнула в трубку:

— Димка колется.

Надо отдать должное его маме, она не стала переспрашивать.

— Сама видела? — как-то по-деловому спросила она.

— Да. Нашла его у себя в ванной, на полу.

— Отъехал, что ли?

Её осведомлённость меня насторожила:

— Ты что, не удивлена?

В трубке что-то зашуршало, а потом она сказала:

— Я сегодня приеду.

Я положила трубку ещё более взволнованной, чем была до звонка. Если я не ошибаюсь, меня ждёт интересный рассказ…

— Дочк, — свекровь отводила глаза и гладила мою руку, — дочура моя, я думала, ты знаешь…

— О чем? — Я не сводила с неё глаз.

— Про Димку… Он ведь… Он же пять лет на игле сидел… Я охнула и зажмурилась.

— Как?! Когда?!

— А вот как в институт поступил, так и понеслось… Дружка себе там нашёл, Генку. Чтоб ему, заразе, сдохнуть, Господи прости… С ним и начал бахаться. Уж чего мы только не делали: и на юг его сестра возила, и брат с ним уезжал из Москвы, куда подальше, и лечили его, и дома запирали, в туалете… Передозы у него были… Думала, сама умру вместе с ним. Страшно-то как, дочка…

— Страшно… А что ж вы молчали-то столько времени, а? Она прижалась ко мне.

— Прости меня, доченька, прости, дуру старую… Я думала, Димка тебе сам все расскажет. Хотя он уже два года как не кололся. Пил вот, правда…

— А я, дубина, его закодировала… Мама погладила меня по голове.

— А кто ж знал-то, дочк? Давай лучше думать, что дальше делать?

Я посмотрела на свекровь.

— Не знаю, мам. Я вообще ничего теперь не знаю… Мы женаты только четыре месяца, а я уже начала хлебать дерьмо полной ложкой. По-новой… Это какое-то проклятие просто. И что мне делать?

— Поговори с ним. И я поговорю. Может, все образуется, а? Я подняла глаза.

Уверенности в её взгляде я не обнаружила… Господи, за что?!

— Привет! — услышала я за спиной и обернулась.

Позади меня стояла и улыбалась, играя ямочками на щеках, моя бывшая одноклассница Наташка.