Даже если светит полная луна и ночью светло, то под утро тени всё равно становятся непроницаемо чёрными. Василий давно заметил такую странность и в случае необходимости обязательно этим пользовался. Группа кралась в тени стены стадиона, приближаясь к задней невысокой стене с грузовыми воротами. Повинуясь знаку, Шаман и Татарин бесшумно взмыли по воротам вверх и, вскоре сверху раздался тихий, на грани слышимости, свист. Ага. Часовой с этой стороны снят. Группа преодолела ворота и, дождавшись, когда Татарин и Шаман уничтожат секреты, пошла вдоль поля в тени трибун. Татарин и Шаман по верху преодолели расстояние до середины трибун и сняли клюющих носом часовых справа и слева от поля. Остались часовые, охраняющие пленных. Группа разбилась на две части. Первая, Шаман и татарин, брали на себя охрану пленных, а вторая, основная часть группы уничтожала уродов на поле. Сработали как по писанному. Сонные уроды пытались вяло сопротивляться, но против автоматического оружия не попрёшь. Пять минут, и ни одного урода в живых не осталось. Шаман бросился к загородке загона для пленных и заорал:
— Шурик! Шурик! Ты где?
— Я здесь, — раздался из толпы голос Шурупа.
Выстрелы, прозвучавшие на поле, показались Шурупу райской музыкой. А когда к загородке подскочил Шаман и стал звать его, парень не смог удержать слёз, хлынувших из глаз. Остальные пленники с удивлением смотрели на него, недоумевая, каким большим человеком в своём племени мог быть этот мальчишка, если племя пришло и за него уничтожило уродов. Такое просто не укладывалось в голове.
— Быстро уходим, — проговорил Шаман, беря Шурупа под руку.
Парню сильно досталось, и он был слаб. Группа снялась с места и вернулась в девятиэтажку. Коваленко сразу начал заниматься раной на затылке, а Шаман притащил и вывалил перед парнем автомат, ранец, боеприпасы и шлем.
— Держи. Сдаю всё в целости и сохранности. Ничего не сломал и не украл.
— Вы что, за мной пришли? — не верил своему счастью парень.
— А за кем ещё? Мы, брат, своих не бросаем.
— Но как можно рисковать всеми ради одного? Ни одно племя не пойдёт вот так вытаскивать своего члена. Если такое с кем-то случается, о нём просто забывают.
— Запомни, есть очень хорошая пословица: сам погибай, а товарища выручай. В группе каждый знает, что, если что-то с кем-то случится, группа всегда придёт на помощь.
Шуруп слушал, в его сознании словно бушевал смерч. Рваные мысли носились бурным водоворотом. Устои, которые складывались все эти пятнадцать лет, рушились, как домик из веточек под напором сильного ветра.
— И что, люди так раньше и жили?
— Да. До войны помочь другому было нормой. Да мы так и живём в своём убежище. Даже то, что мы тут рысачим по всему городу, подвергая себя опасности, мы делаем не для себя, а для сотен людей, которые сейчас сидят в убежище и надеются на нас.
— Ну, мы тоже с Зубом пошли в штаб не для себя, а по заданию Пахана.
— Не путай. Пахану это нужно было для себя, ну, может, для небольшой группы прихлебателей. А на остальном племени находка ключа вряд ли отразилась бы в лучшую сторону. А мы это делаем для всех.
— Хватит парню политинформацию читать, — влез в разговор Василий. — Накормили бы лучше. Пацан голодный, а ты ему басни читаешь.
Только сейчас Шуруп заметил, что действительно голоден. Ведь он вчера вечером даже не пытался вступить в борьбу за обладание тушкой крысы. Бойцы захлопотали, и вскоре Шурик с удовольствием уплетал за обе щёки бутерброд с сыром, запивая его сладким чаем. На коленях, грея своей надёжной тяжестью сердце, лежал автомат, с которым парень решил не расставаться никогда-никогда.
Вышли примерно через час, когда покушавший и умывшийся Шуруп был готов опять взять на себя функции проводника. Шлось легко. Выскочивший из подворотни одинокий слепой пёс, гавкнувший от неожиданности и снова слинявший в подворотню, не напугал, а, скорее, рассмешил. Одинокая бритва грустно преломляла солнечные лучи у входа в подъезд обгорелого дома. Дальше попался ещё один дом со следами пожара, а потом потянулся целый квартал выгоревших домов.
— Похоже, сюда долбанули чем-то зажигательным, — проговорил Савченко.
— Да, скорее всего, — согласился Татарин.
— Страшная смерть — вот так, в огне, — пробормотал Коваленко.
— А в наше время все смерти страшные, — влез в разговор Василий. — От старости мало кто умирает. Всё, отставить разговоры. Внимательнее по сторонам глядите.
Разговоры в группе смолкли, и бойцы стали демонстративно-внимательно крутить вокруг головами. Маршрут пролегал через перекрёсток и поляну, наверное, когда-то красивую, перед бывшим рестораном «Моццарелла». И тут Шуруп внезапно остановился и стал отходить назад. Группа под прикрытием затора машин отошла к домам на своей стороне перекрёстка и залегла между обугленными бетонными обломками.
— Что там? — поинтересовался Василий, улегшись рядом с проводником.
— Кротожор.
— А это что за хрень?
— Зверюга такой. Под землёй живёт, охотится на тех, кто проходит мимо. Под землёй передвигается очень быстро и, если нас услышит, и сюда за нами придёт.