Билет в Зазеркалье

И опять перед ней все расступались, словно шествовала коронованная особа. Инна, двигаясь к мужу, взяла его на мушку.

Кто-то вскрикнул, и Геныч наконец повернулся, все еще не понимая, отчего-то сразу несколько гостей с испуганными лицами тычут куда-то вбок.

Повернулся. И наконец понял.

— Нинка! — прошептал он. — Нинка…

И все понял, без малейших пояснений с ее стороны. А что тут было не понять? Он обманул ее, как обманывал долгие годы, и теперь настала пора поплатиться.

Впрочем, если уж на то пошло, все закономерно. То, что началось с обмана, обманом и закончится…

Но если бы он обманул и обобрал только ее (как и тогда — тридцать лет назад — хотел обмануть и обобрать, и она ему еще и помогала!). Он обманул и обобрал их сына.

Их единственного сына.

Геннадий, понимая, что его ждет, а также то, что никто из гостей не намеревается ему помогать и не желает броситься на его супругу, вооруженную ружьем, попятился задом, в сторону террасы.

Инна медленно приближалась, вдруг подумав, что так тому и быть.

Она убьет его и…

И все будет хорошо?

Однако отступать уже поздно. Споткнувшись, муж едва не полетел на паркетный пол. Застыв в нелепой позе, он мученическим взором уставился на жену.

На свою жену.

Инна, оказавшись от него буквально в метре, наставила ему на грудь ружье.

Она делает это не ради себя — она делает это ради сына.

Ее сына. И только ее!

Внезапно ей пришла в голову мысль о том, что Женечка находится где-то здесь. И, соответственно, увидит, как она застрелит сейчас его отца.

— Нинка… — Муж, наконец грохнувшись на пол, вдруг заплакал. Инне стало невыразимо жаль его — да, в том числе и его. И Женечку. И себя.

И всех-всех-всех…

Но тут позади раздался треск, шум, гомон. Лицо мужа просветлело, и он, пытаясь подняться, дико заорал, указывая на Инну:

— Стреляйте в нее, олухи, стреляйте же!

Инна поняла, что подоспела подмога и что на нее вот-вот набросятся люди мужа. Ну, или выстрелят в нее, как он приказывал.

И поняла: сейчас или никогда.

Поэтому, взглянув на Геннадия в последний раз и понимая, что больше никогда не увидит его живым, а только мертвым, с развороченной кровоточащей раной в груди, сделала еще полшага вперед…

Да, то, что с обмана началось, обманом и закончилось. Нежели это циничная усмешка судьбы? Ах, а как захватывающе все когда-то начиналось — и чем в итоге закончилось? Неужели это неизменный конец любого брака?

И любой, даже самой большой и неземной, любви.

Ведь у того, что есть начало, всегда должен быть и конец.

Всегда.

Но какая теперь разница? Вот именно — совершенно никакой!

Инна еще раз взглянула на налившееся кровью лицо супруга, человека, которого когда-то она безумно любила и который, в этом-то весь фарс, тоже любил ее. И которого она теперь ненавидела, желая убить.

На глазах их сына. Их единственного сына.

Собиралась? Да, собиралась.

И убьет. Прямо здесь и сейчас.

— Чего медлите?! Стреляйте же в нее! — прокричал муж, и Инна замерла.

А затем без малейших колебаний нажала спусковой крючок…

За тридцать лет до этого

— Нина? Ведь вас зовут Нина?

Перед ней стоял темноволосый, коренастый, но, без сомнения, привлекательный молодой человек.

Инна сначала не поняла, что вопрос адресован ей, и чуть не расплескала бокал с разноцветным коктейлем с бумажным зонтиком, совсем как на Западе, который ей на вкус решительно не нравился, однако избавиться от которого у нее духу не хватало.

Нет, конечно же, он ошибся, потому что на этой вечеринке, куда ее притащила сокурсница, Инна никого не знала. И никто не мог знать ее.

— Вы же Нина? — продолжал допытываться молодой человек, а до Инны вдруг дошло: ну конечно, это всего лишь незамысловатая уловка, чтобы познакомиться с ней. Называешь наугад первое попавшееся имя, и доверчивая девица выдает свое настоящее. Завязывается легкая беседа, а потом…

Инна покосилась на парочку, которая страстно целовалась на подоконнике неподалеку. А когда она ходила в ванную комнату, то, едва раскрыв дверь, тотчас захлопнула ее, потому что там, прямо ванне, творилось такое…

Видимо, все кровати в этой квартире в сталинской высотке были уже заняты.

Зря она позволила себя уговорить, зря. Неужели это и есть «золотая молодежь»? И что в этом хорошего — в отсутствие могущественных родителей, укативших куда-то в Пицунду, напиваться до потери пульса заграничным алкоголем, заниматься напропалую с незнакомым партнером сексом и пробовать какую-то белую гадость, которую из-под полы раздавали на этой элитной вечеринке в элитном доме для элиты советского общества?