Билет в Зазеркалье

Нет, она студентка второго курса одного из педагогических институтов столицы, не привыкла к такому. Знали бы ее родители: мама, работавшая медицинской сестрой, и отец, трудившийся на химическим заводе в небольшом городке на Волге, где Инна родилась и выросла и где жила до того, как поступила в московский вуз.

Ну и хорошо, что не знают. И никогда не узнают!

— Нина, разрешите с вами познакомиться, — улыбнулся молодой человек, протягивая ей широкую ладонь. — Меня зовут Геннадий Фарафонов, и я имею честь быть шапочно знакомым с вашим папой.

Точно, или безбожно клеится, или путает ее с кем-то. Потому что этот самый Геннадий Фарафонов ну никак не мог быть знаком с ее папой, трудягой на провинциальном химическом предприятии в маленьком городке на Волге.

— Я не Нина, — произнесла она наконец, начиная тяготиться происходящим. — Меня зовут Инна. — И приняла решение, что покинет эту вечеринку. Зачем она вообще решила сюда пойти? Потому что сокурсница уговаривала: наверное, ей страшновато было одной сюда заявляться или хотела продемонстрировать, какие у нее связи, раз приглашают в такие места.

Только однокурсница, мечтой которой был перспективный муж и московская прописка, почти сразу, повиснув на каком-то белобрысом, прыщастом, но явно разбитном и являвшимся душой компании парне, куда-то исчезла. Инна подозревала, что приятельница и ее кавалер скрылись в одной из соседних комнат, где, судя по разнообразным звукам, творилось то, о чем она не желала знать.

— Извините, — произнесла Инна, вставая.

Ей хотелось поскорее покинуть эту нехорошую квартиру. Ей не требовался ни перспективный муж, ни московская прописка. И кто ей точно не требовался, так это самый навязчивый темноволосый молодой человек, который явно не желал отпускать ее.

Инна, пытаясь протиснуться мимо нахала, оказалась задета каким-то типом, на котором повисло то ли три, то ли четыре хохочущие полуголые (а одна, кажется, полностью голая) девицы, и расплескала коктейль.

Прямо на свое платье — единственное парадное. Хотя, по сравнению с модными западными шмотками гостей этой вечеринки, она была одета старомодно и безвкусно, в общем, совок совком.

Чувствуя, что жидкость растекается по груди, Инна решительно направилась к выходу. Нет, в ванную она наведываться больше не будет.

В гигантской прихожей, где кто-то сидел на паркетном полу и втягивал через нос белый порошок, некто иной виртуозно рассказывал гнусный матерный анекдот, а сразу три парочки бесстыдно сосались и, кажется, были готовы перейти Рубикон, Инну настиг все тот же Геннадий Фарафонов.

Протягивая ей салфетку, он произнес:

— Вот, прошу вас, Нина! Или вы мне разрешите…

Его ладонь потянулась к ее груди, и Инна надавала ему по рукам. Вот ведь хам!

А затем, не слушая извинений этого самого Геннадия Фарафонова, выбежала из квартиры и, едва не налетев на выходивших из лифта размалеванную красотку и двух в стельку пьяных молодых людей, судя по всему, братьев-близнецов, ринулась вниз по лестнице.

Перепрыгивая через две ступеньки, Инна спустилась с шестнадцатого этажа вниз и, толкнув массивную дверь, вышла наружу.

И только когда дверь захлопнулась, она, ощутив резкий порыв ноябрьского ветра, вдруг поняла, что свое пальто оставила в нехорошей квартире!

Коря себя за подобное головотяпство и чувствуя, что сейчас расплачется, Инна дернула дверь за ручку, однако та не поддавалась, потому что была заперта, чтобы попасть в подъезд, требовался ключ. Дом-то был элитный.

Подпрыгивая на легком морозце, Инна принялась ждать, пока кто-нибудь не войдет или не выйдет. А что, если у нее поинтересуются, к кому она идет?

В самом деле, к кому? Однокурсница называла какие-то имена, однако Инна пропустила их мимо ушей.

В свете фонаря кружились, сверкая, снежинки. Час от часу не легче! Инне стало страшно. Зуб на зуб не попадал, ноги закоченели. Она снова дернула ручку двери.

Ведь кошелек остался в кармане пальто…

Дверь внезапно распахнулась, и на пороге возник тот самый Геннадий Фарафонов.

— Так и знал, Нина, что вы тут, потому что вы выбежали в одном платье, без верхней одежды… Проходите быстрее, а то у вас губы уже синие…

Сердито дернув плечом и не заставляя повторять дважды, Инна влетела в большой холл.

— Нина, давайте наверх поднимемся. Я вам кофе приготовлю, — предложил молодой человек. — Ну, или чая. Хотя вам лучше коньячку выпить…

— Никакая я не Нина! — заявила Инна в сердцах. — И если это шутка, то затянувшаяся и плохая!

Геннадий Фарафонов, внимательно посмотрев на нее, присвистнул и произнес:

— А вы точно не Нина?

Инна топнула ногой (чувствуя, что та все еще ледяная):

— Точно! Вам что, паспорт показать?

И, сказав это, вдруг вспомнила, что паспорт, вместе с кошельком, студенческим и пропуском в ее общежитие на окраине столицы, остался в кармане пальто — того самого пальто, которое лежало в большой кладовке в нехорошей квартире.

Взгляд молодого человека изменился, внезапно в нем засквозила надменность.

— А я-то смотрю, что одета ты для Нины бедновато…