Билет в Зазеркалье

— Что, уже пробили меня по поисковику? Хотите сказать, что с моей стороны глупо представлять интересы жен, которых в основном бросают их богатые и влиятельные мужья, желая при этом до максимума минимизировать свои отступные? Безусловно, мои коллеги по цеху, которые представляют интересы мужей, гребут по полной, да и надрываться им особо не надо. Как ни крути, но закон все же в подобных случаях на стороне тех, у кого связи, деньги и власть. А это практически всегда — мужчины. Посему было бы логично, если бы я, как и мои коллеги, набивался в адвокаты не к женам, а к мужьям…

Инна кивнула, снова посмотрела на Женечку, сладко спавшего на заднем сиденье, а потом, уставившись в «Контактах» на телефонный номер, сохраненный у нее как «Тимофей», выбрала функцию «удалить» и без малейшего колебания нажала на кнопку.

Адвокат тем временем продолжал:

— Но я в самом деле представляю интересы жен, а не мужей. И не только потому, что замаливаю, так сказать, свой собственный грех. Хотя не без этого. Просто одно дело — по накатанной, в общем, стезе отнимать все, что есть у первой жены, представляя интересы вот такого денежного мешка, каким является, к примеру, ваш супруг. И только потому, что этому денежному мешку пришло в голову бросить свою прежнюю супругу, даму средних лет, и завести себе молодую пассию, в основном глуповатую, но с длиннющими ногами и неутомимую в постели…

Инна усмехнулась, а Догма сказал:

— Но ведь это так скучно! И к юриспруденции, по моему скромному мнению, если и имеет, то весьма опосредованное отношение, а больше похоже на грабеж посреди белого дня. Говорю вам со всей ответственностью: наши законы и вся наша юридическая система так устроена, что женщины, такие вот женщины, всегда остаются в проигрыше! — Помолчав, он добавил: — Поэтому я избрал иной путь. Он, конечно, более извилистый и тернистый, однако в случае победы приносит солидные дивиденды. Да и для моей самооценки это весьма важно. И беру я недорого — всего лишь двадцать пять процентов с того, что сумею вам выцарапать у вашего драгоценного супруга…

Когда они подъехали к дому, где находилась квартира Инны (хотя квартира тоже была не ее, а принадлежала холдингу и, следовательно, Генычу), они сошлись на двенадцати процентах. Переговоры были короткие, жесткие, но эффективные.

Высаживая Инну, адвокат Догма заметил:

— Приятно иметь дело с женщиной, которая знает, что хочет. Обычно мне удается получить от пятнадцати до двадцати. А вам я был готов уступить десять. Ну, почти готов… — Он лукаво посмотрел на Инну и добавил: — Завтра жду вас у себя в офисе на Пречистенке в десять утра. Нам надо многое обсудить. И приносите все документы, которые у вас имеются.

И, кивнув на все еще спавшего Женечку, спросил:

— Вам помочь?

Инна поблагодарила адвоката, но отказалась. Она попыталась взять сына на руки, только убедилась, что он слишком для этого большой. А ведь еще год назад она таскала его на руках.

Но год назад все было иначе. Да что там говорить, год — день назад все было иначе.

Женечка проснулся, но не до конца, и в лифте спал, кажется, прямо стоя. Инна, с любовью глядя на него, поняла, что вступает в «войну роз» не только ради себя, но и ради сына.

В войну, которую не она объявила и в которой она, по компетентному мнению Геныча, должна быть однозначно проигравшей стороной.

Инна позвонила в дверь, через несколько мгновений ей открыла Мила Иосифовна.

— Ой, вы так рано? Женечка в кроватку хочет? А я его любимые оладушки приготовила…

Пройдя в холл и почувствовав приятный аромат, доносившийся из кухни, Инна на миг подумала, что все, как и раньше. Но тут же осознала, что все радикально изменилось.

Все?

— А я блинчики сделала! — сообщила, выбегая с кухни, Олеся. — Ну как все прошло?

Инна, натянув наконец домашние тапочки (до этого она все время была босиком, не хватало еще, не начав войну, простудиться), ответила:

— Незабываемо. Кстати, я тоже не откажусь ни от оладушек, ни от блинчиков. Ужасно хочу есть!

— Ой, а вы босиком! — всплеснула руками Мила Иосифовна. — Прямо как Золушка, туфельки на балу во дворце потеряли…

Инна, шлепая в разношенных, таких удобных, домашних тапочках в направлении ванной, подумала, что она в самом деле теперь Золушка.

Потому что, как и у Золушки, у нее ничего нет за душой. Только вот принц ее бросил, оказавшись дешевым, продажным, преступным жиголо.

Как, наверное, и все принцы.

Избавившись от тяжелого вечернего платья, умывшись и переодевшись в халат, Инна присоединилась к троице домочадцев на кухне. Услышав про оладушки и блинчики, Женечка мигом проснулся, и теперь увлеченно рассказывал о том, что произошло на приеме, но ему, судя по недоверчивому выражению лиц обеих дам, никто не верил.

Присаживаясь за стол и хватая оладушек, Инна спросила:

— А вы почему не приехали? Я же вас приглашала и ждала!

Олеся и Мила Иосифовна переглянулись, и бухгалтерша ответила:

— Но Тима зашел и сообщил, что прием будет только «для своих» и что вы попросили нас не приезжать. Мы, конечно же, навязываться не стали…